Пески времени

Меган вспомнились детские фантазии. «Мой отец был храбрым англичанином, водил «скорую помощь» во время гражданской войны в Испании, оказывал помощь лоялистам. Мою мать убили, поэтому меня и оставили на пороге дома фермеров».

Меган пожала плечами.

«Мой отец, иноземный принц, закрутил роман с красивой дочкой крестьянина, но, чтобы избежать скандала, бросил меня».

Хайме молча смотрел на нее и ждал.

– Я… – Она осеклась. – Я не знаю ничего о своих родителях.

Некоторое время они ехали в молчании.

– Как долго ты жила в монастыре?

– Около тринадцати лет.

– О господи! – воскликнул Хайме, пораженный, а потом поспешно добавил: – Прошу прощения, сестра. Просто это все равно что говорить с человеком с другой планеты. Ты же понятия не имеешь, что произошло в мире за эти тринадцать лет.

– Уверена, что все скоро снова изменится.

– Ты все еще хочешь вернуться в монастырь?

Вопрос застал Меган врасплох.

– Конечно.

– Почему? – Хайме неопределенно махнул рукой. – Я хочу сказать, тебе, должно быть, многого не хватает за стенами монастыря. Мы наслаждаемся музыкой и поэзией. Испания подарила миру Сервантеса и Пикассо, Лорку, Писарро, Кортеса. Это поистине чудесная страна.

В этом мужчине ощущалась какая-то душевность, мягкая сердечная теплота.

– Прости, что я хотел отделаться от тебя, сестра, – неожиданно сказал Хайме. – Но ничего личного. Просто дурные воспоминания, связанные с церковью.

– В это трудно поверить.

– Но это так, – с горечью подтвердил Хайме.

Он до сих помнил, как взрывались фонтанами смерти здания, памятники и улицы Герники. До сих пор слышал свист пролетавших над головой бомб, смешавшийся с криками разрываемых на части беспомощных жертв артобстрела. Единственным убежищем была церковь. «Священники заперлись в церкви. Они нас не впустят». Хайме помнил, как под смертоносный град пуль попали его отец, мать и сестры. «Нет, их убили не пули, – думал Хайме. – Их убила церковь».

– Ваша церковь поддерживала Франко и закрывала глаза на то, что вытворяли с мирным населением.

– Я уверена, что церковь протестовала, – сказала Меган.

– Нет. Папа порвал отношения с Франко, лишь когда фалангисты начали насиловать монахинь, убивать священников и сжигать храмы. Только это не вернуло моих родителей и сестер.

Звеневший в его голосе гнев пугал.

– Мне очень жаль. Но это случилось давно. Война закончилась.

– Только не для нас. Правительство до сих пор запрещает нам поднимать баскские флаги, отмечать национальные праздники и разговаривать на нашем родном языке. Нет, сестра. Нас по-прежнему притесняют. И мы будем сражаться до тех пор, пока не обретем независимость. В Испании проживает полмиллиона басков, и еще сто пятьдесят тысяч во Франции. Нам необходима независимость, но Бог слишком занят, чтобы помочь нам.

– Бог не принимает чью-либо сторону, – решительно сказала Меган. – Он в каждом из нас, и все мы – его часть, и когда пытаемся уничтожить его, уничтожаем самих себя.

К удивлению Меган, Хайме улыбнулся:

– Мы с тобой во многом похожи, сестра.

– В самом деле?

– Не важно, во что мы верим, мы верим страстно. Большинство могут прожить всю жизнь без каких бы то ни было привязанностей. Ты посвятила себя служению Господу. Я – тому, во что верю. Мы не бездушны.

«Насколько я предана Богу? – подумала Меган. – И если я действительно так сильно ему предана, то почему мне так хорошо рядом с Хайме Миро? Мне следует думать лишь о возвращении в монастырь». Хайме Миро обладал какой-то внутренней силой, которая притягивала к нему подобно магниту. «Может, он такой же, как Манолете? Рискует жизнью и осуществляет дерзкие операции, потому что ему нечего терять?»

– Что будет, если вас схватят солдаты? – спросила Меган.

– Меня казнят. – Он произнес это настолько спокойно, что ей на мгновение показалось, будто она неверно истолковала его слова.

– Неужели вам не страшно?

– Конечно, страшно. Нам всем страшно. Никто из нас не хочет умирать, сестра. Вскоре мы и так встретимся с твоим Богом. Но торопить события не хотелось бы.

– Вы действительно совершили все, в чем вас обвиняют?

– Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Патриот ты или повстанец, зависит от того, кто в данный момент находится у власти. Правительство называет нас террористами. Мы же именуем себя борцами за свободу. Жан Жак Руссо говорил, что свобода состоит в том, чтобы иметь возможность выбирать себе цепи. Вот такой свободы я хочу. – Он с мгновение смотрел на Меган. – Но тебя это не должно беспокоить. Ведь снова оказавшись в монастыре, ты потеряешь интерес ко всему, что происходит за его стенами.