Песнь феникса

– Ладно, но запомни – ты сам напросился, – грозно предупредила я и заголосила такой дурниной, что тут же со всех сторон из распахнувшихся окон повысовывался перепуганный люд. Загомонили бабы, зашикали на них мужики.

Чего уж я ждала – не знаю. Наверное, того, что сердобольный народ по-быстрому призовет эту скотину к порядку и принесет мне лестницу. Ага. Сейчас.

– Глянь-кось, да это ж Борька, козел Ефимовский ведьму перехожую вона куды загнал!

– Да с чегой-то ты взяла, что енто ведьма?

– А волосья-то, волосья! Поглянь, так и посверкивают краснотой неприличной на ясном солнышке. Ведьма она и есть!

– Как так ведьма?

– Взаправдашняя?

– Маменька, а можно и мне на колдунку премерзопакостную одним глазочком глянуть?

– Нишкни, мелкота. И вы, бабы, кончай голосить. А не то, как осерчает злодейка, да всех нас разом и позаколдует!

– Та не-е-е, – разбавив общий гвалт, прорезался старческий мужской голос. – Кабы в силе была, Ефимкиного гада первым в червя дождевого обернула.

– Чогось так уж сразу и в червя?

– Ну так, а в кого ж?

– Та хоть в мыша!

– А пошто в мыша?

– Ну тады в ворону.

– А на что ж ей ворона?

– Знамо, на что – людей честных карканьем стращать.

– Ну это да, это можно.

– Суседушки, а только чего ж енто она на Прохоровой яблоньке сидит, как пришитая и вопит голосом жутким, аки баба в родах?

– Дык кто ж ее, поганку колдовскую, разбереть!

– Так может и впрям рожает?

– Как рожает? Кого? Бабоньки, так может подсобить девке молодой, неразумной?!

– Цыц, дуры. Кто ж на дереве рожать будет!

– Знамо кто – ведьма.

– Так она ж ведьма и есть!

– А кого рожает?! Мне ж из окошка своего и не видать, подскажите, кто глазастый!

Я покраснела, наверное, до корней волос и, едва найдя в себе силы для поднятия и водружения на место отвисшей челюсти, рявкнула:

– Эй, мужики! Чей козел?!

Гвалт стих в мгновение ока. Половина ставней разом захлопнулась.

– Фимки Просмушного, – писклявым, видимо со страху, фальцетом сообщил голос. Чей и откуда – не слишком понятно, потому что те, что не закрыли окна, залегли на дно и теперь изредка, то тут, то там выглядывали настороженные бледные лица, окидывали меня бдительным взглядом и тут же исчезали вновь.

– И где этот Фимка?

– Так в город же вчерась уехал за козой.

– За чем?! – я чуть с облюбованной ветки не свалилась и на всякий случай перехватилась поудобней. – Он хочет, чтобы он… оно еще и размножалось?!

– Ой, и не говори, девонька! Совсем нас всех извел, ирод бодливый. Никому не дает ни житья, ни проходу! А уж ежели и козлятки с таким-от норовом понародятся – всех из деревни изживут, забодав вусмерть, и нету нам никакого спасения от ирода ентого бессовестного! – заголосила какая-то смелая (или не шибко умная) баба, но ее быстро пристукнули, и над деревней снова повисла тишина. Гробовая такая, неприятная, недобрая тишина. Все ждали. Чего – не знаю. Знаю только, что от священного ужаса при виде злокозненной ведьмы до поднятия этой самой ведьмы на вилы у этих молодцов – один шаг.

– А что, его никто убрать не может? – уныло вопросила я, начиная понимать, почему путники так не любят ночевать на деревьях. За каких-то полчаса тело затекло так основательно, что ныли, кажется, все мышцы разом.

– Нет! – раздалось хором.

– Погодите, ну ладно до меня вам дела особого нет – это хоть понятно. Но вы же и сами не сможете весь день во дворах отсиживаться! Колодец аккурат посреди улицы – как вы без воды?!

– Э-э-э, так Борька-гад теперича нас-то и не тронет, тебя станет сторожить. Покуда не свалишься, аки груша перезрелая, – радостно просветил меня все тот же дедок, а со всех сторон послышались робкие смешки:

– Чегой-то «как груша», если с яблони?

– Разуйте старику глаза, на яблоне она!

– У Прохорова дома на яблоне!

– Ну тады, аки яблочко червивое, – не стал спорить с общественностью дед, а у меня заломило виски от этого балагана.

Я вздохнула. Ясно как божий день – помогать мне они не станут. Но и мешать не осмелятся. У меня же «волосья» красные, и сама я вся такая страшная и ужасная. Ей-Богу, могла бы их заколдовать, уже всей деревней бы упрыгали в ближайшее болото (а оно не слишком далеко и весьма обширно) ловить комаров и метать икру. Вместе с козлом. Он пошел бы первым.

Ладно. Удивительно, но именно эта «неприятность» меня как-то… встряхнула что ли? Такое ощущение, что с того самого момента, когда на меня напали бандиты в «Бычьем глазе», я жила будто в полсилы и практически не могла соображать. Теперь же будто свет в голове зажегся – я ведьма. Я могущественная ведьма. Временами. Но не суть. Я, ростом меньше даже маховой сажени, умудрилась напугать до икоты целую деревню. Ровным счетом ничего для этого не делая, одними волосами. Меня боятся, и я действительно кое-что могу!

Неужто не справлюсь с одним обнаглевшим козлом?!

– Ладно, – повторила я уже вслух. – Ладно.

Пусть мне нельзя (да и не получится) колдовать по-настоящему. Но телекинез-то всегда при мне. Я поудобнее умостилась на ветке, опершись спиной о ствол и потерла кисти рук, разминая.