Читаем Песнь моряка полностью

– Значит, – произнес наконец Айк, – Адмирал Алис не мог подождать две минуты.

Грир засмеялся:

– Воа, чувак, два часа, а не две минуты. Она была вполне в настроении – ну, для Алисы Кармоди. Под конец сказала, что уходит, что ей по-любому надо сегодня вернуться раньше и что хотела бы она посмотреть, наловит ли хоть один из нас столько, чтоб отбить бензин. Ну и отчалила.

– Обязательно было отчаливать на моей лодке? Если ей по-любому надо вернуться раньше, почему было не взять это старое корыто и не оставить мою лодку мне?

– Старое корыто не заводилось, вот почему. – Грир повернул дроссель, увеличивая обороты на сцеплении и следя за ржавым крепежом. Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть грохот. – Сперва не было искры. Я починил, но все одно глохло. Дохлые мыши в бензобаке – час убил, шоб прочистить. Наконец завелась, я уж решил, пойдет, и тут ее затрясло – думал, слетит с этого гнилого крепежа. Воа! Ну, Алиса и говорит: скажи, она забирает «Су-Зи», а мы шоб встречали ее у донных, когда этот сраный движок заработает. Ничего личного, мон…

Грир хорошо знал об очень опасных встречных потоках, схлестнувшихся между его другом и женой их босса в отсутствие самого Кармоди. Он надеялся, что ему хватит масла на полив этих бурных вод до того, как старик вернется. Заметив прицепившийся к фальшборту комок шерсти, Грир подцепил его клещами, радуясь возможности сменить тему.

– Клёво, правда? У мыши поехала крыша. В «Новом свете» писали, такое делается с причальными насосами по всему берегу: стоит не закрыть шланг, как мыши прутся внутрь к такой-то матери. – Он разжал клещи и отправил грызуна-утопленника за борт. – «Новый свет» считает, это еще один симптом Эф-фекта. Самоубийства даже у зверья.

– «Новый свет» опять гонит старое дерьмо.

– Да ну, а как же эти серые на берегу в Сан-Диего? Олени в Айдахо и в Юте, которые укладываются поперек хайвеев? Вуу.

– Киты всегда выбрасывались на берег. А олени переходят дорогу, потому что ищут еду…

– Потому что из-за Эффекта им в горах нечего жрать, вот они и идут вниз, – не унимался Грир. – У них депрессия. – Подцепил клещами еще один комок шерсти, задержал его на весу. – Вот эта маленькая мышка? Знаешь, что она говорит? «Эй, мон, я чую, щас упадет давление. У меня депрессия. Пойду-ка я выпью „шеврон-суприма“».

Ежемесячник «Новый свет», на который подписался Грир, поставил своей целью объединить все «Зрелые и Светлые Души». Для этого там публиковали фотографии подписчиков, всегда лет сорока, в коротких обтягивающих трусах. Почти год Грир исправно слал им свои фото в разных позах и с накачанными мускулами, пока не сообразил, что ни разу не видел в журнале черной мужской фотографии. Айк над ним смеялся – мол, издатели просто не верят, будто человек столь темной наружности может обладать Светлой Душой. На что Грир возражал, что просто для издателей он выглядит слишком молодо, они вообще не представляют, чтобы цветной мужик мог достичь зрелого сорокалетнего возраста.

Грир выкинул за борт вторую мышь и еще пару раз увеличил обороты двигателя.

– Что ж, пока на пару миль не отойдем, не успокоится. Дай-ка мне проверить трюмную помпу, потом я беру генератор…

– Мы выходим ровно через пять минут, – сказал Айк.

– Пять минут? Эта хрень сто лет воды не видала. Дереву надо пропитаться. Радио должно просохнуть.

– И так нормально.

– Айзек, ради Христа, надо ж льяло посмотреть.

– Пять минут – и мы отходим, комрад.

– Хорошо-хорошо, пять минут – и отходим. Кто будет спорить с такой рожей, прям с хоррора столетней давности. – И Грир торопливо скрылся под брандерщитом.

Прислонясь спиной к рубке, Айк предоставил ему суетиться в одиночестве. Грир тянул резину, это было видно. Старый «Меркурий» держался на болтах не хуже, чем раньше, и работал гладко, – возможно, он работал гладко уже с час под все эти разговоры о механических тяготах. В наше время все, кроме разве что дрянных механиков, способны за считаные минуты диагностировать засор, вытащить из шланга дохлую мышь и прочистить бак. И всем известно, что Грир – хороший механик. Хотя моряк так себе. Со всем своим островным пацанством и годами береговой службы он откровенно боялся океана. Он и не скрывал. Айк слушал описания его морских предрассудков часто и подолгу. Грир готов был переживать из-за любой водной опасности, о которой кто-либо когда-либо слышал, от самых нелепых до традиционных и от мистических до современных. Великий Мальстрём и Бермудский треугольник – две любимые темы. Небылицы или твердые факты, если в них было что-то морское и плохое, Грир всегда принимал близко к сердцу, и тем сильнее, чем таинственнее была история. Он переживал из-за старого corpo santo[11], то есть огней святого Эльма, он переживал из-за нового чуда по имени тинкербеллы, о котором рассказывали краболовы Арктики. «Новый свет» объявил, что все это – проделки оскорбленных ундин, а сами тинкербеллы – месть элементалов мореплавателям за плохое обращение с Матерью Нашей – морем. И кто бы не переживал?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века