Читаем Песнь моряка полностью

– Так. Значит, хочешь попробовать в чертов Утиный. Очень экстремально, но давай пробуй. Сомневаюсь, что ты вообще найдешь этот мерзкий каналец.

– Найду, не сомневайся, – ответил Айк. – Хотя с таким рваным приливом войти в него будет непросто.

– Не говоря уж про выйти, – пробормотал Грир себе под нос.

Утиным Желобом звался мелкий нерешительный ручей, который, виляя, тек с гор к северу от Куинакской бухты; он прокладывал себе негладкий путь через песчаные равнины к морю по тому маршруту, который в этот момент предоставляла ему изменчивая дельта. Иногда он прорывался сквозь банки в одном месте, иногда в другом. В иные дни, когда прилив намывал слишком высокий и широкий береговой вал, не прорывался вообще – вместо этого он образовывал небольшое внутреннее озерцо и ждал, пока вал размоется или русло подвинется. Но если удавалось найти устье Утиного и пробраться сквозь него, там обычно находилась и рыба.

Грир протянул Айку вторую кружку и мог теперь застегнуть на молнию свой спасательный костюм. После того как в Бристольском заливе перевернулся краболов, на котором он работал, Грир постановил, что будет носить спасательный костюм на любой палубе, в любую погоду – и больше никаких краболовов. С тех пор если в его сети и попадалось что-то отдаленно напоминающее краба, то разве что каракатица в мини-юбке. Айк допил чай и отдал кружку обратно. Сбежав от лодок, он снова почувствовал себя на плаву. Он улыбнулся другу:

– Значит, сегодня ночью на ложе страсти явился классический разгневанный муж, и великого любовника Эмиля Грира сдуло ветром.

– Сдуло ветром? Я бы не сказал. Великий Грир не сдувается, пока не кончит, не важно, классически или разгневанно. Это кодекс, это…

Подняв руку, Айк остановил его болтовню, затем указал вперед на темную закручивающуюся воду. У Грира вытянулось лицо.

– А-а, черт, это он. А вон метка после крушения предыдущего дурака, надеюсь, ты ее не пропустишь.

Сквозь дымку прибоя показались ржавые ребра одной из жертв цунами девяносто четвертого. С другой стороны протока прямо напротив этой развалины разместилась еловая коряга, принесенная весенним штормом. Грир покачал головой:

– Слишком плотно, старик. Я бы не советовал лезть туда на чем-то больше байдарки.

Грир знал, что его совет пропадет впустую, – это было наказанием за фургон. Взвыл мотор, и нос лодки понесся вперед. Грир застегнул на молнию неопреновый капюшон и вцепился в планширь.

Айк научился работать в Утином несколько лет назад у Кармоди, когда владел всего десятью процентами и плавал со стариком на этом самом борту. Одно из достоинств древних деревяшек – они умеют проходить настоящие мели. Главное – не останавливаться на полпути. Выбирать наугад и идти до конца. Какая-нибудь мелкая поперечная волна подбросит тебя наверх, не с одной стороны, так с другой, даже если с самого начала ты встал не на самый респектабельный путь. Он врубил полный ход.

Когда они проходили устье, ребра остова возвышались в метре по левому борту, а отростки коряги царапали правый. Десять метров – и желоб виляет вправо на девяносто градусов, потом обратно, потом растекается по миниатюрной отмели. Слышно было, как застонал старый «Меркурий», когда пропеллер нащупал ил, но Айк рывком поставил его на нейтральный ход. Инерция перенесла их через отмель и доставила прямо в бухту, абсолютно не различимую снаружи, большую и ровную, как футбольное поле.

– Так великий кормчий нашел свое персональное море, – поздравил его Грир с вялым сарказмом. – Правь, Британия.

– Плевое дело, – ответил Айк с беспечной ухмылкой. Он уже слышал звон литавр, но шум мотора отвлек его от этих мыслей. Затем он заметил в воде хромированный вал мощной спины, потом еще два. Он поставил передачу на реверс и стал ждать, пока осядут брызги, а лодка замедлит ход. – Разматывай, приятель. Посмотрим, что нам предложит наше персональное море.

В надутых складках неопренового костюма Грир двигался неохотно и неуклюже. Он открыл садок для рыб и сменил кружки на рабочие рукавицы. Со вздохом подошел к сетевому барабану на корме и принялся отцеплять ведущий поплавок.

На барабане старой «Колумбины» не было механического привода. Поэтому Алиса с Гриром и собирались выходить на ней вдвоем: пока один откручивает тяжелые сети с алюминиевой катушки, второй держит руль. Потом на выемке один вертит барабан вручную, а второй собирает улов. По старинке. Когда Кармоди купил «Красную Даму», Айк с Гриром несколько сезонов ходили на «Колумбине»; позже Кармоди занял Айку денег на «Су-Зи», там можно было работать в одиночку. Грир тогда с удовольствием ушел на берег трудиться на консервном заводе, а «Колумбина» накрылась брезентом у Кармоди за гаражом вместе с другим хламом, который тот именовал резервом. «Колумбину» не призывали обратно на службу много лет, даже после того, как ушла на дно «Красная Дама».

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века