Читаем Песнь моряка полностью

Но больше всего сбивали с толку не баннеры и не новая смугло-коричневая обшивка, а сама улица. Даже тротуар выскоблили и вычистили, как в «Дисней-Уорлде» на макете обобщенной Главной. У обочины стояло несколько машин, но все они были новенькими и чистенькими – ни одного знакомого драндулета из брошенных настолько давно, что они успели превратиться в трухлявые достопримечательности. Исчезли разбитые пикапы с инструментами, веревками, пивными банками и собаками в кузовах. Самое ошеломляющее: исчезли собаки. Ни одной, насколько видел Айзек. Неужели вместе с драндулетами и пикапами они утащили с улицы собак, засунув их в какой-нибудь загон, специально выстроенный для уродливого конфиската? А дюжина пьяных пра, что в любую погоду, точно прилежные часовые, стояли на всех четырех углах перекрестка Главной и Сосновой… что, черт подери, сделали с ними? Чем-то заняли в фильме, наверное, как и всех в городе. Что там говорил Кларк Б. Кларк? Сделать всех партнерами? Может, эти голливудские шлюхи оказались верны своему слову больше, чем Айк предполагал; может, они и вправду намерены вовлечь в свое действо весь город и сделать его жителей богатыми и знаменитыми? И все равно Айку это не нравилось. Его самого удивляло собственное раздражение. Он мечтал, как вернется в тот Куинак, который знал и если не любил, то чувствовал себя в нем удобно, – в неряшливый захудалый рыбацкий городок на северном побережье с привычными запахами полетевших карбюраторов, гнилой рыбы и собачьих удобрений, а не в город – кандидат на первое место в конкурсе благоустройства городской среды журнала «Сансет». Еще один чертов пинок, которых ему и так хватило. Всю прошлую ночь он думал, что придет домой, отоспится и будет жить, как жил раньше. Но дом, с тоской размышлял он, хмуро глядя в окно, таким не бывает. Дом не бывает чистеньким. Единственным не до конца вылизанным местом на всей улице оказалась площадка перед «Первым пра-банком Аляски», где в окружении кучи инструментов, пивных бутылок и банок с канифолью вытянулись на козлах две полузаконченные пенопластовые статуи.

– Первоклассные могли б быть столбы, – мрачно заметил Кармоди, пока машина медленно проезжала мимо, – если б из кедра. Первый большой ветер разнесет эту хрень на куски.

Грира, разумеется, нежданно прифрантившийся городок приводил в восторг.

– Воа! Вы только посмотрите на эти старые берлоги – отполировали до соплей. Теперь мы устроим на Марди-Гра собственный парад – Новый Орлеан помрет от зависти, не говоря уж про этот капкан для туристов Скагуэй.

– Скагуэй, – уточнил с заднего сиденья Билли, – в наше время стал капканом не только для туристов, и я планирую скоро доказать это со всей ясностью.

– Отполировали офигеть как, – сказал Айк, чтобы отвлечь Билли от нападок на Скагуэй. – Кто бы мог подумать! Неужели даже битое стекло вымели из водостоков? И вы полагаете, все это ради съемок?

– Ага, старый враль. – Вилли толкнула Кармоди в бок. – Ты же мне говорил, что мы идем домой в какой-то грязный тупик. А оказался миленький городок… и, по-моему, очень хорошо, что эти люди его так отполировали. Что плохого в небольшом ремонте?

Глаза Кармоди с красными веками все так же мрачно смотрели в окно.

– Плюнуть и растереть, – был его ответ.

– Воа, шертов зам, смотрите сюда! – Грир указывал на другую сторону перекрестка, где располагался кегельбан Омара Лупа. – Даже старого кегельного психа Омара – и того всосали.

Знаменитые грязные окна Омарова заведения вымыли, как и все окна города, а старый брезент с надписью «КЕГЛИ ЛУПА» на крыше затянули новой тканью серебристо-белых цветов. Глянцевая табличка на передней двери оповещала, что это теперь «ГЛАВНЫЙ ОФИС ПРОЕКТА „ЧЕРНОБУРКА/ШУЛА“» и что «Посторонним вход воспрещен».

– И стоило орать, шо он ни за шо не сдаст свои кегли, – фыркнул Грир.

– Кегельных психов тоже можно купить, – заметил Кармоди, когда они проезжали мимо здания; он постарался, чтобы замечание звучало философски.

Айк понимал, что на уме у корнуолльца вовсе не сданный под офис кегельбан и не фасады домов, мимо которых они ехали, при всех их блестящих переменах. В то время как Билли пережевывал прошлые приключения, Кармоди разъедали грядущие беды. Настоящая причина, из-за которой он настоял на «Крабб-Потте» вместо своих любимых городских притонов, понял вдруг Айк, была не в том, что ему захотелось проверить стенд, или выпить, или покрасоваться перед тамошними пьяницами, а в том, что «Потте» – божьей милостью последнее место в Куинаке, где можно случайно столкнуться с давней врагиней Мирны Крабб, то есть с Алисой. Весь город знал, что Алиса не появляется в «Потте» много лет, с той самой давней стычки. И тем не менее секунды спустя, как только Грир выключил мотор и поставил фургон на ручник, Айк выглянул из отъехавшей в сторону двери – и вот она, божьей милостью, большая, как жизнь сама, за столиком в обеденном зале, и черные глаза смотрят из окна прямо на них, словно пара взведенных пистолетов. Вообще-то, увидел Айк, из окон ресторана на них нацелился целый расстрельный взвод чертовых глаз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века