Читаем Песнь моряка полностью

Наконец охряная муть сделалась тоньше, и они вырвались к солнечному свету. Небо было синим и твердым, как алмаз, а впереди остро сверкала седловина самой высокой точки Белого ущелья. Огромное озеро Беннет развернулось по южному гребню, как рулон темно-фиолетового шелка, – рулон, который уже раскроили и разложили в ожидании швеи на темно-коричневом столе.

Найти коммуну оказалось легко: она занимала единственный участок этого поднятого на тысячу футов плоскогорья не темно-фиолетового и не темно-коричневого цвета. Вдоль узкой железной дороги со стороны суши тянулись аккуратные зеленые прямоугольники. Эти поля сияли овощным здоровьем.

– Смотри ты, преподобный брат Гринер занялся чем-то полезным, – сказал Грир. – Не все ж лупить плетками баб и девок. Я таких приличных огородов уже давно не видал.

Айк не стал говорить это вслух, но подумал, что аккуратные грядки внизу, вполне вероятно, – непосредственный продукт этих самых плеток. Он перевидал много разных агрономов-фанатиков – такие грядки не получишь без традиционного труда на разрыв жопы, особенно если без удобрений. Притом что на эту высоту еще нужно затащить грунт, перегной или какую другую огородную смесь, – почва в тундре в какие-то дюймы толщиной в самом глубоком месте.

Он заставил себя посадить самолет на узкий водоем с первого захода. Кем бы ни был этот проклятый Гринер, Айк не хотел предупреждать его заранее. Он подполз к каменистому берегу, Грир бросил задний якорь и спрыгнул с веревкой в воду. Айк спрыгнул с другой веревкой. Они привязали самолет к валуну из пористой лавы, такой жесткой, что Айк ободрал руки в кровь. Все камни вокруг были одинаковыми, зубчатыми и пористыми, как шлак. Странными и ободранными. Пока они ковыляли по этим зубастым камням, он понял, в чем дело: исчез слой тундры, покрывавший и смягчавший эту землю, – он был ободран подчистую, как бывает на полянах вокруг муравейников с красными муравьями. Вот где Гринер добывал свою огородную смесь – обдирал десятки акров мха и восковницы, чтобы получить один акр зеленого горошка.

Они добрались до полотна, потом до обходных веток, потом пересекли гравиевую площадку, заваленную рельсами и железнодорожным оборудованием, мирно ржавевшим среди штабелей облитых креозотом шпал. Единственным агрегатом, не относящимся, судя по виду, к железнодорожному транспорту, было нечто невнятной формы, укрытое полиэтиленом и птичьей сетью, словно военная машина камуфляжем. Сквозь мутный пластик Айк смог разглядеть разве что тусклый золотистый цвет, но размером и разлапистостью агрегат напомнил ему сборочные транспортеры, работавшие на овощных полях Калифорнии. Очевидно, чтобы собрать урожай, заново рожденным приходится точно так же ползать на животе.

Дым шел из трубы длинного, обитого жестью строения у погрузочного мостка, в который утыкался отросток железной дороги. Этим отростком не пользовались уже много лет. На ржавых рельсах в гордом одиночестве стояла древняя вагонетка с ручным приводом – прутья ягодной лозы, пробившись между половицами, обвивали ручки насоса. За этой обходной колеей было поле, засаженное кустами фасоли – пышными, ровными и очень аккуратными. Выстроившиеся в ряд потные рабочие махали вокруг них мотыгами, хотя на поле не было видно ни одного сорняка. Удары мотыг складывались в глухой ритм. Грир был прав: бабы и девки, в большинстве молодые, в большинстве черные. Все голые до пояса.

– «Бьюлаленд», надо понимать, – прошептал Грир, не желая нарушать этот жесткий ритм. – Ты как думаешь, наш босс Гринер строит эту молодую кровь одной палкой? Я так думаю, у него есть и другие методы.

– Мистер Саллас! – Шипение донеслось из фасоли сквозь методичный ритм мотыг. – Мистер Грир!

Это был Арчи Каллиган, один из двух братьев, ушедших с Кармоди на юг. Он продолжал мотыжить несуществующие сорняки, в глазах стояла мольба.

– Арчи, что ты здесь делаешь?

Айк перескочил через рельсы и зашагал вдоль грядки к пацану. Это взбудоражило весь ряд мотыжников, отчего они еще быстрее замахали мотыгами и забормотали. Теперь он разобрал слова их речовки: «Господи-боже, спаси-помоги…» – снова и снова, как множество швейных машинок.

– Арчи! Где Кармоди с Нельсом? Где новая лодка?

– В Джуно, – прошептал пацан, размахивая мотыгой. – Ей заваривают киль. Мистер Кармоди решил покрасоваться перед Внутренним паромом и сел на мель. Мы с Нельсом поругались, и я ушел в Скагуэй. О господи-боже, спаси-помоги, заберите меня отсюда…

Их разговор взбудоражил приглушенную речовку, и она зазвучала еще громче: «Господи-боже, спаси-помоги…»

Шагая через грядки, до них добрался Грир.

– Охренеть, Арчи, посмотри на себя! Надень рубашку. У тебя спина как жареный бекон.

Опустив голову, пацан продолжал мотыжить вместе со всеми. Айку с Гриром приходилось медленно идти за ним. Айк осторожно спросил:

– Где Кальмар Билли, Арчи? Ты видел Билли?

– Он в обители. – Едва заметное движение головой указывало на вагон-холодильник без окон рядом с причалом. – Спасается. Господи-боже, спасите-помогите.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века