Песнь моряка

Одномоторный турбовинтовик на низкой высоте облетал фьорд, как старик и предсказывал. Он пролетел у них над головами к Чилкуту. Усевшись на траву среди стволов и надгробий, друзья открыли банки с пивом.

– Ничё так, да? А если поближе, можно даже разобрать даты, знаешь…

Глаза Айка привыкли к лиственным сумеркам, и он рассмотрел, что потрескавшиеся доски когда-то были покрашены белой краской и на некоторых еще проступают следы имен и цифр.

– Кажется, у них у всех одна и та же дата смерти, – заметил он.

– Третье марта тысяча восемьсот девяносто восьмого, – кивнул Грир. – Эти несчастные души шли в Чилкут с первой волной старателей. И шо-то – может, те же духи золотой лихорадки? – обрушило чертову лавину прямо на них. Полегли дюжинами. Третьего марта девяносто-блин-восьмого. Мон!

Айк постепенно разобрал некоторые имена, даты и названия городов. Отовсюду. Совсем еще дети… двадцать один… двадцать шесть… девятнадцать… из Акрона… Манси… Хобокена… лупоглазые пацаны со всей Америки по пути к золотому полю Клондайка с мечтой о большой жиле или хотя бы о большом броске. Не добрались даже до первой базы.

Ооновский самолет-ищейка с воем пролетел назад, на этот раз выше. Когда он затих, прозвучал раскатистый взрыв, стряхнувший с надгробий тополиный пух и листья ясеня, а Грир вскочил на ноги:

– Господи грохот всемогущий чертов кровавый боже, это твой старый приятель так сигналит? Или он зениткой обзавелся?

Перед тем как уйти из рощицы, Грир заставил Айка посмотреть на одну особенную могилу. Если только Грир ее найдет. Попродиравшись в разные стороны сквозь сучья, он наконец нащупал странный деревянный столб. Объяснил, что это центр всего кладбища, загадочное место, о котором идет дурная слава. Чтобы рассмотреть деревяшку, Айку пришлось отодвинуть в сторону цветы. Обелиск возвышался над своими соседями, но это не выглядело знаком особого уважения, акцент был противоположным. Никакого креста. Никакого даже самого простого резного надгробия. Никаких религиозных символов и подобающих высказываний. Нет даже места рождения. Похороненный под столбом человек был удостоен одного лишь имени – полустертого, но еще видимого.

МОНТИАК

Застрелен в горах

7 марта 1898

– Ага? Просекаешь? Через четыре дня после того, как лавина накрыла всех этих деятелей! В какую такую жопу залез этот мистер Монтиак, что они сперва его застрелили, а потом поставили самый большой на всю округу памятник? А?

Благочестивая белизна маргариток указывала на то, как, должно быть, роскошно выглядел этот столб больше ста лет тому назад. Выбеленная оболочка каких-то очень темных дел. Теперь на старых сосновых досках остались только выцветшие чешуйки и кое-где торчащие щепки. Кроме той стороны столба, что была противоположна надписи. Продравшись сквозь цветы и папоротник, друзья обнаружили, что сосновую доску покрасили свежей белой краской, причем совсем недавно. В центре восстановленной плоскости красовалось трафаретное лицо Элвиса. Умелое и весьма похожее изображение певца относилось к его белокостюмному корпулентному периоду незадолго до конца. Под рисунком находились взятые в кавычки слова, знакомые по граффити и наклейкам на бамперах.

«А ПОКОЛИСЬ

СЕГОДНЯ!»[43]

– Что-то твои духи нынче распоясались, – сказал Айк.

Когда они подползли обратно к плавучему дому-насосу, старик извинился за неподобающий грохот.

– Вот, оказывается, кончились патроны для сигнального пистолета, – объяснил он беззубым ртом. – Пришлось совать туда пук старых взрывателей. Не стал отлеплять друг от друга, чё-то мне их вид не понравился. Склизкие. Ну и пальнул всей дюжиной. Давайте проверю вам масло пока что.

Готовую и заправленную «выдру» Айк повел вправо, к крутому обрыву, потом над низким северным полуостровом, потом к морю. Так он мог зайти в Скагуэйское ущелье с юга, как будто прилетел из Джуно. Он старался держаться внутри мутно-желтого облачного слоя. Айк не стал включать маяк, следя за изгибами провала только глазами. Внизу под этим странным светом виднелось Белое ущелье, обрывистое и извилистое. По левым склонам проходил новый хайвей, по правым – старая узкоколейка. Точно под самолетом бурлила и корчилась речка, словно змея, которую придавили ногой. Ущелье поднималось все выше, склоны становились круче, но мутный потолок висел так же низко. Айк вскоре понял, что, если он не хочет потерять речку из виду, придется лететь прямо по ущелью – в боковых окнах уже то и дело мелькали то зелень, то гранит, заслоняя обзор и надвигаясь все ближе.

Он летел молча. Он не стал говорить Гриру, что они оказались в ситуации, из которой нет пути назад. Он не сможет набрать скорость, чтобы резко подняться, дать крен тоже нельзя. Без предупреждения от приборов можно воткнуться тем же крылом в незамеченный выступ каньона.