Читаем Песнь моряка полностью

Он долго сидел в пустом ангаре. Он понятия не имел, что будет делать, никакого плана. Когда на поле стихли суета, гул заправщиков и рев взлетающих самолетов, он подошел к своей старой «сессне» и оглядел ее со всех сторон. Ему всегда нравился его самолет. Что-то хищное и нежное было в этих старых винтовых работягах, они напоминали толстых пожилых ястребов. Протекающую гидравлическую прокладку так и не починили, отметил он. Масло капало из двигателя на кипу газет, одна капля в десять секунд. Невелика беда. В полете не текло, только если слишком долго стоять на месте, так что прокладка успевала остыть и съежиться. Тогда оно становилось как часы – одна черная капля каждые десять секунд, шесть в минуту. Он понаблюдал некоторое время за этими каплями и пошел в ангарный офис. Взял с телефонной стойки рулон круглых визиток и вернулся к протекающему самолету. За полчаса посадил в центр каждой мишени по грязной масляной капле. Сто восемьдесят, по шесть за минуту. Как часы.

Он по-прежнему не знал, что будет делать, пока мимо открытой двери ангара не проехал, направляясь к полевым кабинкам, илосос. Когда, завершив свою поденщину, илосос возвращался обратно, Айк вышел ему навстречу и замахал руками:

– Одолжи грузовик, Охо.

– Зачем?

Водитель с подозрительным видом высунул голову в окно, но потом узнал Айка. Охо был родственником Карлоса Браво – кажется, внучатым племянником. Круглолицый парень лет двадцати с дурацкими усиками, задиравшими вверх углы рта.

– На полчаса, омбре. За двадцатник?

– Бери, Айзек, ты чё. Только не заедь с ним на раздачу в «Макдоналдс». Его там не любят.

Двадцать минут спустя Охо получил свой грузовик обратно, Айзек в это время был уже в воздухе, направляясь к ярмарочной площади Мадеры. Мадера подходила лучше всего. Наполнять баки, чтобы хватило до Сакраменто, с таким грузом все же не стоило.

Он долетел до парка перед самым полуднем. Сделал круг на тысяче – разведать обстановку и посмотреть, как там с ветром и проводами. Внизу проплывал сквозь ворота пестрый вихрь счастливых и взбудораженных молодых семейств. Был день рекламной кампании кафе-мороженых «Дейри-Куин» и аттракционов «До десяти». Пустой стаканчик от бананового мороженого менялся на бесплатный билет на карусель. Дети волокли за собой целые мешки этих пустых стаканов.

Пролетев над забитой парковкой, Айк резко развернул «сессну» назад, потом вниз. Ярмарочная площадь показалась сразу и четко. Чепуховое дело. Колесо обозрения находилось у самой границы площади и отражало свет, как дорожный конус. Усмехнувшись, Айк накренился так, что хвостовое колесо оказалось чуть ли не в самой верхней вопящей кабинке, затем опустил нос, ударив одновременно по клапанам и распылителям. В заднее увеличительное зеркало он наблюдал, как раскручивается и стекает вниз длинный свиток перепуганных физиономий. Над площадкой для родео он прибавил газу и закрыл распылители. Приборы показывали, что осталось еще больше половины груза. Он повернул обратно. Взбудораженный вихрь семейств уже не казался особенно счастливым. Центральная аллея больше походила на муравейник после хорошей спринцовки. Зато теперь Айк видел поднятые к небу лица. На них еще был ужас, но паника утихла. Вывалив все до конца, он взмыл над колесом обозрения, с удовлетворением чувствуя прилив легкости и пустоты. Во время третьего захода – неторопливого на этот раз, затеянного лишь затем, чтобы покачать крыльями и сбросить карточки, – он понял, что до толпы дошло, чем их только что обрызгали. Панику и смятение смыло дочиста новым феноменом, новым чувством на их лицах: они были оскорблены, и это оскорбление махало сейчас кулаками, швырялось камнями и выставляло в небо средние пальцы. Заляпанные коричневым мамы и папы, работники и дети скакали под ним вверх-вниз, словно куски дерьма в потревоженной выгребной яме. Распыление вышло отличным – хоть и понемногу, но попало на всех. Он только пожалел, что сделал мало карточек.

Он был дома, в своей трехсекционке, снова спал на неразобранной кровати с водяным матрасом, полностью одетый – на этот раз Джинни спала рядом, тоже одетая и все еще под седативами, – когда в дверь постучался шериф из Фресно с дюжиной полицейских. Когда они уводили Айка в наручниках, Джинни проснулась, но лишь настолько, чтобы открыть один глаз.

– Что происходит? – кое-как проговорила она.

– Спи, – приказал лощеный молодой полицейский.

– Что происходит? – закричала она.

Помощник усмехнулся:

– Задержан Неизвестный Ярмарочный Террорист. Детали – в одиннадцатичасовых новостях.

Деталей оказалось более чем достаточно. И к одиннадцати часам Айк перестал быть неизвестным, он стал всем-известным. Местная телекоманда, освещавшая детский праздник с самого открытия, запечатлела налет во всех подробностях. Сенсационные крупные планы показали крики и панику первого захода, отвращение и оскорбление второго и, наконец, финальный плевок визитными карточками. Телевизионщики добросовестно пробили самолетный номер и явились на овощное поле, когда шериф еще допрашивал Охо Браво.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века