Читаем Песнь моряка полностью

– Напал незаметно и вырубил, – гордо сказал Грир. – С ума сойти. Даже не дышит.

– Свяжите его, – просипел с носилок Беллизариус. – Заклейте лентой. Может, и не дышит, но глаза открыты…

Пока они возились с лентой, карие глаза так ни разу и не закрылись. Билли настаивал, чтоб они пустили в дело все, что найдется. Арчи даже сбегал в конторскую палатку за скотчем. А Грир извел целый рулон спортивного тейпа на один только толстогубый рот. Когда Гринер пришел в себя и снова задышал, Билли предложил заклеить ему ноздри. А заодно и глаза. Гринер моргал, глядя на солнце. Вместо этого Айк перевернул его, чтобы смотрел на облезлую красную краску старого вагона.

Айк встал впереди, Грир с юным Каллиганом взялись за ручки сзади – так они потащили носилки через рельсы, стараясь двигаться как можно быстрее и при этом не уронить Билли на горы шлака. Но никому, похоже, не было дела: мужчины продолжали перемалывать камни, женщины и дети возились на грядках. Только фасолевое поле опустело. И лишь когда они втроем затащили носилки на вершину холма, стало понятно, куда направили фасолевую бригаду. Она мотыжила плавучий самолет, словно тот был покрыт невидимыми сорняками. Один понтон уже утонул, а опустившееся крыло было изрублено до дыр. Айку оно напомнило лоток из фольги для замороженной пищи, провалявшийся у помойки и обработанный дочиста зубами и когтями кабанов и медведей. Несколько женщин, подоткнув длинные юбки, брели по воде ко второму крылу.

– Кранты нашей «выдре», – сказал Грир. – Обдерут шкуру и пустят на мех.

– Они обдерут шкуру с нас, – сказал Арчи, – когда узнают, что вы сотворили с преподобным Гринером.

– Мы сотворили? – переспросил Грир. – Как насчет нас всех, белый человек?

– Мы все в большой жопе, – произнес Билли с носилок. – Ты не поверишь, как он строит этих людей, Айзек. Если прикажет пустить нас на компост, они только и спросят, в какую яму, обычную или со щелочью.

Грир кивнул, поспешно соглашаясь:

– Билли прав, Айк. Надо его кончать, пока он еще замотан. Я, вообще-то, готов. Пусть лучше меня судят за убийство, чем торчать неделю рядом с этой черной бомбой. Он меня расплющит, как пасхальное яйцо.

– Помнишь вагонетку на рельсах? – спросил Айк у Арчи. – Она работает?

– Ни разу не видел… ты что, хочешь ехать на ней до Скагуэя?

– Это ведь все время вниз?

Человек на крыльце был уже вполне бодр и активен – катался из стороны в сторону, выгибаясь, словно куколка, вознамерившаяся прорвать кокон. Билли не удержался и прошипел с издевкой:

– Лед, мудило, – после чего они побежали с носилками дальше, пригибаясь, словно под обстрелом. Чемоданчик, прикованный к руке Билли, тащился по земле и подпрыгивал на камнях.

Носилки оказались слишком высоки для вагонетки, ручки стучали бы Кальмару по голове и по пяткам, так что их бросили, а Билли уложили на деревянный пол животом вниз, головой вперед, а руками вокруг чемоданчика, как вокруг твердой подушки. Грир и Арчи Каллиган взялись за ручки и принялись качать, Айк толкал сзади. Освободившись от травы, древняя машина поползла по ржавым рельсам с трудом и скрипом. Подшипники стонали, старое дерево гнулось и трещало, но постепенно вагонетка двигалась. Когда она разогналась до скорости быстрого шага, Айк вскочил на борт и взялся со своей стороны за ручку. Застонав, дрезина встала, пришлось спрыгивать и толкать ее снова. Они еще поднимались слегка вверх сквозь шершавые валуны. Рельсы соединились с главной веткой лишь на самой вершине. К этому времени у Айка перед глазами уже мелькали звезды. Только убедившись, что дрезина идет достаточно быстро, он наконец запрыгнул на борт и снова взялся за рычаг.

– Хорошо идет, – осклабился Грир. – Я даже не вспотел.

– Меня слишком трясет, не до пота. – Арчи Каллиган качал изо всех сил, вены вздулись, глаза выпучились.

Не считая пронзительно протестующих древних досок на полу, вагонетка была в неплохой форме. Пульсирующий гул, испускаемый шарнирами, звучал ровно, как будто его хорошо смазали. Подшипники в ступицах перестали выть во всех колесах, кроме одного. Можно подумать, дрезину регулярно смазывали на случай такого побега. Даже «Бьюлаленду» не помешает незапертая задняя дверь.

Айк пристроился к рычагу, довольный, что можно заняться физической работой; в ушах еще звенело от адреналина. Вырубил такое угробище, усмехался он.

Вагонетка понеслась рысью. Никто ничего не говорил. Сидевшие на корме Грир и Арчи больше всматривались в уходящие назад рельсы, чем занимались рычагом. Айк чувствовал, что сможет качать и в одиночку, но не знал, как долго.

– Эй, вы двое, хватит пялиться. Качайте! Это еще не спуск, а подъем.

– Вон они! – заверещал Арчи. – О господи-боже, спаси-помоги!

Айк резко повернулся. Действительно, у подножия небольшого уступа что-то происходило, какие-то обгорелые на солнце тела и сверкание фольги, но это больше было похоже на детскую игру, чем на толпу фанатичных преследователей. Билли, приподнявшись на локте, посмотрел назад и согласился с этим мнением.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века