Читаем Песнь моряка полностью

– Нет. Дорога идет к развязкам, а потом на кольцевую, они так перегоняют локомотивы назад.

– А куда она пойдет, если перевести стрелку?

– Прямо, – сказал ему Айк. – В доки.

Через город они промчались с новыми воплями. На это их еще хватило. Девушка позвонила. Проход через станцию очистили от вагонов, на случай если вагонетка с беглецами, о которой сообщала девушка, и впрямь существует. Стрелочник одной из старейших американских железных дорог стоял при всех регалиях, держась руками за переключатель, с видом скорее недоверчивым, чем аутентичным. Он так и стоял, окаменев при виде несущейся на него вопящей машины, пока из его нагрудного кармана, где лежало радио, не взвился голос босса:

– Они настоящие! Двигай!

Стрелочник потянул за рычаг, и им открылся путь вперед, прямо через ярмарочную ширь освещенных доков, где продавались златобургеры и наггеты-шмаггеты, сквозь стаю толстых воронов, которых «лоси» из города Лось, штат Невада, обсыпали попкорном, мимо Молчальни, куда постановлением городских властей ссылались лишние мимы, каковые всегда почему-то слетались в город в туристический сезон, точно безликие мухи на дерьмо… прямо вперед к концу путей на краю причала.

Пресыщенные немцы возвращались на своем муле, запряженном в крытую соломой повозку. Они ели на ужин ноги королевских крабов, а также устриц, зажаренных прямо в раковинах, с маслом, лимоном и чесноком. Они пили в «Доусон-Крик» пиво, которое девушки наливали им из кувшинов в перерывах между номерами канкана. На ревю 1898 года «Орлиные дни» они поиграли на доллары времен золотой лихорадки и даже вяло поаплодировали, когда злой разбойник Мыльный Смит пал под ударом верного топора юного Джека Лондона. Они видели ящик, в котором находилась урна с прахом Сэма Макги[48], и склеп от фирмы «Плазтекс», где хранился САМЫЙ БОЛЬШОЙ САМОРОДОК В МИРЕ. Но самым главным воспоминанием, которое все они унесут домой впечатанным, словно доисторическое насекомое в янтарь, в их пропитанные пивом мозги, станет сцена, в которой четверо мужчин – аутентичных аляскинцев – несутся во весь опор на желтой тележке, точно блицкриг из ада, по деревянному причалу, через деревянные ворота, под сорванной с пилона цепью, со все еще качающимися рукоятками, прямо на мешки с песком у опоры, на край океана.

Вагонетка остановилась как вкопанная, резко и внезапно, однако деревянный настил продолжил свое необузданное движение вместе с четырьмя вопящими аутентиками прямо в космос, двадцать, тридцать метров по воздуху, прежде чем ударился о воду и заскользил по ней, как морской тобоган. Немцы были весьма поражены, и их аплодисменты прозвучали отнюдь не вяло. Одно это стоило денег, уплаченных ими за тур «Только в Америке».

Билли Беллизариус мог бы и утонуть – он был сделан из твердого утрамбованного материала, совершенно неспособного плавать, – если бы не пристегнутый к нему чемоданчик. Арчи Каллиган держал коротышкину голову над водой, давая ему возможность кашлять и брызгать слюной на свой алюминиевый спасательный круг, пока их не подобрала приплывшая с пирса шлюпка. На веслах сидела бывшая жена Билли, а командовал ею огромный санитар с волосатыми руками из местной больницы. Они, похоже, ждали уже давно. Погрузив четырех авантюристов на борт, они быстро погребли обратно под пирс, прочь от глаз аплодирующих немцев и сбегающегося железнодорожного начальства.

– Преподобный Гринер тебя прощает, Билли, – нежным голоском объяснила женщина. У нее горели глаза, а на каждом длинном ногте красовался крест. – Он прощает вас всех. Он уже в пути, чтобы забрать вас обратно.

– Как в пути? – решил уточнить Айк. – У него что, наготове еще одна дрезина?

– Ох, ради бога. – Санитара насмешила сама эта мысль. – У преподобного есть личный вертолет!

– Вот тебе и традиции, – сказал Айк, перебирая в голове варианты, пока они втыкались в маслянистую темноту под причалом.

С санитаром будет легко. Насчет бывшей жены Билли, с длинными ногтями и святым фанатичным блеском в глазах, стоит немного подумать. Но он был спокоен. Когда будет надо, он справится. Он только что воскресил в себе давно забытое. Хук, удар под дых, и пусть все говно летит куда может.

9. Потлач вот, один на всех,

Бух в костер – и нет его

Сквозь сон Алиса заметила, как этот человек проскользнул мимо ее окна, – точнее, она заметила, как промелькнул желтый жилет. Эти безрукавки были ей хорошо знакомы: почти одинаковые ливайсы с непременным вышитым на спине традиционным или личным тотемом заказывали себе все племена. Оптом в Корее.

Она выскользнула из-под одеяла, но из опасения, что ее увидят, не стала вставать. Проползла на четвереньках через всю конторскую комнату и подняла голову над подоконником, как любопытная кошка. Вышитым тотемом на этот раз был пурпурный член с крылышками буревестника.

– Понятно, – прошептала она самой себе. – Старый мерзкий сукин сын Папа-папа прямо с индейско-ковбойского шоу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века