Читаем Песнь моряка полностью

Папа-папа был, как она думала, потомком тлинкитов. Он не сообщал подробности, и уж точно ни одно племя не собиралось признавать его своим.

Кроме расшитого жилета, старый пра-декадент был при всех родео-регалиях. Спутанные волосы прижимал синий «стетсон» – лента со стразами, – над сапогами сбились в гармошку новые жесткие джинсы «Ли». В одной руке он держал палку с детской лошадиной головой и гривой – судя по виду, от настоящей кобылы. И гриву, и палку покрасили слишком ярко в тот же пурпурно-членистый цвет. На плече Папа-папа тащил пластиковый пакет с эмблемой – кленовым листком. Это означало, что старый мерзкий сукин сын явился из Калгари, где получил приз на очередном идиотском индейском конкурсе. Например, на скачках «Пендлтон» – «Калгарийский Стампид» иногда устраивали традиционные забеги, на которые допускались только чистокровные пра со справкой от Бюро. Возможно, он победил в конкурсе охотников на буйволов или в эстафете с одеялами – скорее всего, потому, что нанюхался амилнитрита и оттого продержался на ногах дольше всех остальных. Эти мероприятия устраивались больше для смеха и сброса напряжения и не столько поддерживали традицию, сколько демонстрировали развал.

Старый дурак крался через заросли кипрея на задах Алисиных коттеджей, похожий с этим своим мешком и лошадью на палке на провинившегося Санта-Клауса. Глядя на Папу-папу, Алиса всегда вспоминала собственного отца. Не потому, что они были похожи. Старый Алексис Левертов был костлявым ленивым пугалом, тогда как Папа-папа – грязно-коричневым чурбаном. Она видела только круглую сгорбленную спину, суетливо продиравшуюся сквозь сухие заросли, но отлично представляла его лицо: круглое, как блин, цвета недельного кофе, слезящиеся глаза, беззубый рот с виноватой ухмылкой. Ну, не совсем беззубый. В нем еще оставалось несколько гнилых пней. Однажды Кармоди поинтересовался у Папы-папы, как тот потерял зубы, и старый туземец переспросил:

– Вам про каждый рассказывать?

– Обойдусь без сериала, – ответил тогда Кармоди. – Дай мне краткое содержание, как в телепрограмме.

– Одни потерялись в пирогах и конфетах, другие – в спорах и выпивке.

Теперь Великий Вождь Беззубая Конфета заглядывал за дальний угол «Медвежьего флага», согнутый, как жирная обезьяна, на штанах темно-бордовое пятно – во что-то он, должно быть, сел, скорее всего в «Бешеную собаку 50–50». А еще шов на штанах разошелся, заметила Алиса; перед тем как Папа-папа заполз за угол и скрылся из виду, в широкой прорехе непристойно мелькнула кофейного цвета задница.

– Гордость голожопого племени, – отметила вслух Алиса. Затем, вспомнив о собственной неприкрытой филейной части, отползла от окна и дотянулась до одежды.

Надо было выйти и разобраться с Папой-папой до того, как в номере своей жены он напьется в хлам и дойдет до состояния «срочно отлупить родственников». Но обычно это происходило не сразу, так что Алиса не торопясь оделась и разогрела в микроволновке чашку вчерашнего колумбийского кофе. Потом еще одну. Ей нужна дополнительная доза бодрости, чтобы разбираться с Папой-папой в такую рань, когда он к тому же нагружен подарками. Он может оказаться слишком резв. В одно прекрасное утро Папа-папа явился с живой росомахой на поводке. Эту тварь он выменял в Мизуле на седло. Алиса предупредила, что росомахи трудно приручаются, но Папа-папа заверил ее, что животное выкормили из бутылочки, он точно знает. После того как тварь укусила сначала одну из дочерей, потом мать, а потом и его самого – за член, – Папа-папа выволок рычащего и вырывающегося зверя во двор, привязал тем же поводком к столбу и показательно расстрелял из «узи». Экзекуция продолжалась долго, он расстреливал обойму за обоймой со страшновато довольным видом. Ему нравится эта чертова казнь, объявил он перепуганным зрителям. К тому времени, когда явился вызванный Алисой патруль, Папа-папа уже наставлял автомат на покусанную дочь с обвинениями, что та сама спровоцировала несчастное животное. Он мог допиться и до такого.

Папа-папа, должно быть, приехал вчера вечером на пароме-джете из Эяка и вместе с другими пра-родичами провел ночь в казино. Стаи пра, плотные и быстрые, стекались сейчас из отдаленных и сомнительных кланов по всему побережью, привлеченные новостями из Куинака о том, какое на этот город свалилось неслыханное богатство из киношных и, соответственно, казиношных денег. Вот почему он объявился так скоро. Обычно это занимало у него не меньше полугода.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века