Песнь моряка

Одна из многочисленных Папа-папиных жен жила в номере 5 с двумя или тремя дочерьми старого вождя. Или с четырьмя – Алиса так и не узнала их точного количества. Они всегда умудрялись платить. Девочки время от времени подрабатывали вместе с другими мальками на консервной фабрике, а мать выстругивала из аргиллита безделушки и сдавала их на комиссию в художественную мастерскую Ситки. По большей части у нее выходил обычный псевдоиндейский хлам – медведи, киты, тюлени и прочая псевдохуна, – но в некоторых Алиса чувствовала искру. В работах женщины пробивались те самые строгие чистые линии, которые и есть хуна. Хотя, конечно, хуны никогда ничего не вырезали из аргиллита, нет у них такой традиции. Их традиция – ткани из кедрового волокна и сундуки, но какой разумный турист захочет спать под одеялом из щепок? Или переть на себе большой деревянный ящик? Туристу нужно что-то компактное, чтобы стояло на кофейном столике и говорило соседям: «Смотрите на меня, я аутентичная часть коллекции». Аргиллитовые фигурки вполне для этого годились, и не важно, из какого они племени.

Папа-папина жена обычно делала в год три такие черные фигурки. В них хватало искры, чтобы продаваться за приличные деньги на аукционах в дни равноденствия. В эти же дни можно было ждать, что явится Папа-папа, потребует положенную вождю долю и пустится в положенный вождю загул. После недели пьянства и семейных побоев, вышвырнутый наконец вон, он сбегал на побережье и отправлялся в челночные поездки по другим своим семьям, словно краболовная лодка, проверяющая ловушки по очереди. Но Алиса не думала, что именно сейчас сможет выносить его целую неделю. У нее были заботы поважнее.

Допив вторую чашку, она спустилась в свою тесную контору и проверила автоответчик. Ни слова – ни от чертова Кармоди, ни от рыцарствующих клоунов из Скагуэя. Все сообщения были официальными, от «Дочерей пра». Чуть ли не дюжина звонков напоминала Алисе о том, что наступает Неделя Индейской Гордости и «Дочери» рассчитывают, что все женщины, в которых течет кровь пра, примут в ней участие. В конце этого длинного нытья высветился звонок сына с яхты, а в нем обратный код; Алиса набрала его, и машина на том конце ответила.

– Ма-а-ма! – промурлыкал записанный голос. – Десять утра, а ты все спишь? Ай-ай. Ну а я еще не сплю и хотел напомнить, что сегодня приезжают наши уважаемые актеры. После полудня. Им нужно два номера обязательно, лучше три. Пока-целую.

Алиса уставилась на машину. Уважаемые актеры? Два номера? Что за хрень он несет? Она смутно припоминала, как Ник говорил, что кинокомпания зарезервирует у нее номера, – три месяца назад, больше? – но она пропустила это мимо ушей, списав на его обычный южнокалифорнийский сарказм. На ее памяти никакая кинокомпания ни черта здесь не резервировала. Алиса подошла к раздвижному столику и полистала блокнот, добираясь до старых записей. Охххх. Три месяца назад компания «Лисьи труды» прислала записку и чек в подтверждение телефонного разговора. Они так и лежали в блокноте, сложенные вместе, чек до сих пор не обналичен; в записке говорилось, что семейство Йоханссен прибудет первого числа этого месяца. В журнале Алиса нашла свою собственную запись докофейным почерком: «Восемь человек, возможно больше, подтверждено».

Алиса посмотрела на часы. Первый день месяца сегодня, и почти двенадцать. Она потерла лицо. Она никогда не спала до двенадцати. Она не сидела на скуте, как большая часть города, так с чего бы ей вдруг так долго спать? Обычно она вскакивала с кровати по команде одного лишь внутреннего будильника, даже если не нужно было дежурить на консервной фабрике или выходить в море. Но с прошлой недели, когда она согласилась на эту дизайнерскую работу, – притом что Кармоди нет, а Саллас и его раста-оруженосец где-то болтаются, – внутренний будильник, похоже, тоже ушел в отпуск.

Она стерла записи на автоответчике, перемотала ленту и побежала обратно по маленькой винтовой лестнице разогревать в микроволновке остатки кофе. Затем открыла на ноутбуке подковообразную схему расположения коттеджей и принялась ее рассматривать сквозь кофейные пары. Ладно, с одним будет просто – Старый Норвежец из номера 4. Сроки вышли как минимум месяц назад не только на сам номер, но и на его маленькую плоскодонку. Он укатил на ней из залива за несколько месяцев до того, сказав, что ему скучно и что он идет в Ном на собачьи бега.

– Неделя-другая, да и все, вернусь к открытию гиллнетов.

Звонки в Ном не пролили свет на его местонахождение. Ходили разговоры, что старый скандинав на этот раз уж точно потонул и что его гиллнетную квоту пора выставлять на аукцион, но никто всерьез этому не верил. Норвежец пропадал не в первый раз и всегда рано или поздно являлся на своей скорлупке обратно, обойдя на ней всю карту: Сиэтл… Лима… Пуэрто-Валларта… однажды даже с Гавайев. Никто не понимал, как он умудрялся уплыть так далеко без приборов, а потом еще вернуться.

– Это новое японское течение, – объяснял Норвежец. – Держись потока, да и все.