Песнь о крестовом походе против альбигойцев

Когда к осаде приступить французский стан решил,
Никто и спорить не посмел, словца не проронил.
Епископ с митрой и жезлом, примас и кардинал,
А с ними — весь церковный клир, что был числом не мал,
5 В свои епархии ушли. С амвона клир вещал,
Что миру, словно кораблю, необходим причал,
И паству денно супротив тулузцев наущал.
Примас[613]

, к отъезду торопясь, Монфору так сказал:«Сеньор, сражайтесь хорошо — и мы избегнем зол.
10 В том положитесь на меня, что попадет на стол
К вам все, чем в Оше ни богат всяк погреб и подвал».
«Сто благодарностей, сеньор, но я от бед устал! —
Сказал священнику Монфор. — Меня Святой Престол
Простит, коль я сойду с ума, сей видя произвол.
15 Клянусь, я начал хорошо и доблесть проявил,
Уж, было, к берегу пристал и дело завершил,
Но вновь суденышком моим владеет ветер, шал,
И все развеялось как дым, что я ни замышлял.
Кто в побежденного врага такую мощь вселил?
20 Кто разом столь переменил привычный ход светил?
Увы, крах замыслов моих передо мной предстал...
Не встанут рыцари на зов, сколь я бы их ни звал,
И мнится, будто бы меня волшебный сон объял».
«Во всем таится, — рек Ален, — исток благих начал,
25 Но суетливца к тайне тайн Бог ввек не приобщал.
В смиренье, даже в нищете ищите идеал.
Всех выше мнит себя гордец в чаду греховных дел,
Но быть изгоем на земле ему дано в удел.
Кто спесь смиренью предпочел и зло не обуздал,
30 Кто, презирая всех и вся, Христов завет попрал,
Тот вечно с миром не в ладах, тот в бездну путь торил
И под ударами судьбы падет, лишившись сил.
Вы, граф, у бездны на краю! Но я вас полюбил,
Навеки с вашею судьбой свою соединил,
35 Вот почему горьки слова, которым слух ваш внял.
Фортуне верит лишь глупец, пока во прах не пал,
Мудрец же тем идет путем, что Бог нам указал.
Опасно Доблесть унижать, обрушив бедствий вал;
Тулуза — сердце всей страны, твердыня крепче скал.
40 Но я не стану утверждать, что ум ваш оскудел:
Как только то произойдет, о чем весь клир радел
И мира лучшие бойцы прибудут в сей предел,
Поникнут стяги горожан, свершится передел.
Вы, граф, добьетесь своего, я в том бы клятву дал,
45 Но прежде оскудеет край и все придет в развал,
И столько будет сирых душ, сколь мир весь не знавал».
«Кой прок в гаданьях? — молвил граф. — Ужель вас страх сковал?
А я так помню тот елей, что наполнял фиал,
Когда прелат меня крестил и в лоно Церкви ввел.
50 Я не устану воевать, устлав телами дол,
И мне не пара — нищеброд, который наг и гол.
Есть время, чтоб продлить игру, и я не проиграл!»
«Любезный граф, — сказал примас, — Создатель даровал
Вам жизнь, и пищей напитал, и светом озарил;
55 Господь не может допустить, чтоб враг вас затравил,
Коль хочет, чтобы сын Отцу свою любовь явил».
И так в намереньях примас Монфора укрепил,
Что граф призвал к себе гонцов и с тем их отпустил,
Чтоб возвестили там и тут, мол, срок войне настал
60 И граф того не пощадит, чей конь в пути отстал.
Сеньор вассалам повелел, как я вам рассказал,
Рыть рвы, преграды возводить, защитный делать вал,
Крепить и цепи, и углы, ворота и портал.
И вскоре на крутом холме могучий город встал[614].
65 И сколь народу ни пришло, но город всех вместил,
Там вы нашли б любой товар, ведь шум работ манил
Вилланов и мастеровых, торговцев и менял.
Нарбоннский замок гарнизон стерег и охранял,
А граф Монфор, что сам себе в обязанность вменил
70 Стоять дозором у реки, все войско разделил
На части ровно пополам и, как спине — кинжал,
Отныне из-за новых стен Тулузе угрожал.
Столь дивных войск не видел свет, клянусь всей кровью жил!
С полотнищ шелковых знамен свирепый Лев грозил,
75 И столь был ярок блеск щитов и золотых зерцал,
И, лаком будучи покрыт, столь каждый шлем блистал,
Что озарилась вся река, весь берег засиял.
Врагу войти в Сен-Киприан[615] никто не помешал.
Пока граф расставлял посты и войско размещал,
80 Случилось так, что некий пэр от остальных отстал,
Но, отделившись от других, ошибку допустил.
Чужак, в засаду угодив, врасплох захвачен был,
Изрублен будучи в куски, луг кровью окропил.
Народ кварталов городских, имея крепкий тыл,
85 Проник в предместье по мостам и берег захватил,
И лучник меткую стрелу столь часто в цель метал,
И ратник недругам своим столь часто досаждал,
Что были все настороже, у всех и сон пропал.
Когда же наступила ночь и мрак на землю пал,
90 И звезды начали светить, и месяц засверкал,
В Тулузу во главе дружин граф де Фуа вступил,
Одним присутствием своим удвоив ратный пыл.
В Тулузе радовались все. В ту ночь никто не спал,
Горели тысячи свечей, струя свой воск в шандал,
95 И вопль, что рвался из груди, всяк в общий шум вплетал,
И шум тот был похож на гром, на горных круч обвал.
Кто в трубы звонкие трубил, кто в барабаны бил,
И звон больших колоколов над всей Тулузой плыл.
Смутились рыцари Креста и всяк свой меч схватил,
100 Иные бросились бежать, но их остановил
Симон Монфор. И так сей пэр к своим друзьям воззвал:
«Друзья, скажите, отчего тот люд возликовал?»
«Сеньор, — Монфору рек Бомон, советник и вассал, —
То, верно, помощь подошла к тулузцам. Я слыхал,
105 Что их союзник, граф Фуа, который храбр и смел,
Привел с собою тьму бойцов, из коих всяк умел
И не уступит никому, столь ловок и удал.
Назавтра вас атаковать желает стар и мал,
И так тулузцы говорят, что, коль враг медлит, мол,
110 Они и сами нападут, внеся в ряды раскол».
«Я — медлю? — руки граф развел и наземь чуть не сел. —
Не раз я жизнью рисковал, мишенью став для стрел,
Меня же недруг никогда столь мало не ценил».
И, силу духа проявив, граф так заговорил:
115 «Не только город, но и честь враг у меня украл,
И если б цвет Испаньи всей[616] пред нами здесь предстал,
И то бы я не отступил и битву предпочел,
Когда бы вас не испугал тех копий частокол».
«Сеньор, — воскликнул Манассес, — услышьте сей глагол!
120 Не то для кормчего позор, что любит волн разгул, —
Позор, коль скажут про него, что он упрям как мул.
Есть шанс у вашего врага. Ужель вам свет не мил?
В том стане — лучшие бойцы, цвет христианских сил:
Фуа, Комменж, Рожер Бернар. Не раз их шлем блеснул
125 Пред нами в схватке! Волю их никто не пошатнул.
Вовек тулузцам не забыть, чей меч им кровь пустил!
Душа той боли не снесла, рассудок не вместил,
Они готовы всё отдать, чтоб вас их меч достал
Иль тех, кто с вами. Я б надежд на битву не питал,
130 Ведь превосходство получить враг только и мечтал.
Вот почему все просят вас покинуть этот дол».
«Права на город, — рек Монфор, — мне дал Святой Престол,
А ныне я теряю то, что силой приобрел.
Сию добычу унести не в силах и орел.
135 Увы, тускнеет прежний блеск и славы ореол,
И сердце бедное мое навеки лед сковал».
Однако рыцарей Креста столь страх обуревал,
Что их не трогала печаль, упрек не задевал.
Уж тут и встала пыль столбом, лишь дал трубач сигнал.
140 «Спешите!» — каждый говорил и никого не ждал;
Монахов, рыцарей и слуг как будто ветер сдул[617],
И тот, кто в беге преуспел, назад и не взглянул.
Толпа спешила на корабль. Монфор отход замкнул,
Встав в арьергарде. Он один спокойствие хранил,
Бегущим в панике войскам лишь он преградой был.
145 Увидев сходни, ратный люд, кому Бог страх внушил,
Пустился к ним не чуя ног. Какой-то ратник сбил
Монфора прямо в быстрину[618] под общий шум и гул,
И если б кто-то из людей копья не протянул,
Граф вместе со своим конем в реке бы утонул,
150 А графский конь пошел на дно, никто и не моргнул.
Вот так отважный граф Фуа, что прочь врагов изгнал,
И шитый золотом чепрак, и честь завоевал.
Монфор же двинулся в Мюре[619] и там заночевал,
И горько сетовал на то, о том и горевал,
155 Что ныне всюду и везде ему грозит провал.
Меж тем Тулузский граф Раймон большой совет созвал
И всех союзников своих, кому он доверял,
Собрал в тот грозный час.