Песнь о крестовом походе против альбигойцев

Бог правит миром. Ясно всем, что, в пику кривде всей,
Господь дал миру свой Закон, в нем — мера всех вещей
И сила Истины святой, как спесь ни защищай.
Ведь граф, что прежде был гоним, что говорил «прощай!»
5 Родному краю, ибо лжи обязан нищетой,
Взял город с горсткою друзей, храним своей звездой.
Раймон — опора горожан, скажу вам без затей...
В Тулузе телом и душой воспряли все, ей-ей,
Готовы плоть свою и кровь отдать за город свой.
10 А в стане рыцарей Креста царит иной настрой,
В том стане клирики в цене, в ходу из трав настой,
Что может страждущим помочь, вернуть болящих в строй.
Меж тем священники спешат к ушедшим в мир иной
И к тем, для коих нет важней молитвы отходной.
15 Тому, кто никнет от забот, не люб и мрак ночной:
В ту ночь лишь тот вкусил покой, чей кончен путь земной.
Когда же солнце поднялось, суля жару и зной,
И время светлое пришло, в Нарбонне, так и знай,
Сошлись французы и попы, от коих стонет край.
20 Под крышей старого дворца все были той порой:
Графиня, граф, его друзья из Франции самой,
А также тьма святых отцов. Пред ними в зале той
На смертном ложе возлежал Гийо[607]

, сражен стрелой.И так воскликнул граф Монфор, томим печалью злой:
25 «Как мне на Бога не роптать? Рыдай и слезы лей!
В крови мой сын, в крови мой брат[608], и нет судьбы страшней,
Чем в час беды осиротеть. Ведь это стыд сплошной!
Всю жизнь я Церковь защищал, служил лишь ей одной,
Я весь Прованс завоевал, исполнив долг земной,
30 А ныне бедствия терплю. Знать, Бог тому виной!
Ведь я теряю без числа, без меры, так и знай,
И мне, и воинам моим пришел отныне край.
Ужели Богу по душе моих несчастий рой?»
«О граф! — воскликнул кардинал. — Ни крест, ни аналой
35 Смутьянов тех не защитят. Клянусь, что люд дрянной
Столкнется с силою такой, которой нет сильней,
И вы получите, сеньор, и край, и город сей.
А так как в яростном бою не избежать смертей,
То обещают строки булл, которых нет святей,
40 Погибшим святости венец, к блаженству путь простой».
«О граф, — так начал речь Ален со всею прямотой, —
Бог вас недаром наделил умом и красотой:
Вы рождены, чтоб побеждать! Однако жар страстей
Столь вашу душу опалил, посеяв злобу в ней,
45 Что даже ангелов, сеньор, вы превратили в змей[609].
Где к Милосердию любовь, где Чести блеск былой?
Вы злу даете перевес, гнев не смирив уздой.
С тех пор как мы, лелея спесь, избрали путь лихой,
У нас на бедных горожан уж вырос зуб такой,
50 Что мы готовы их загрызть, сражаясь день-деньской.
Нас учит Церковь: “Чти закон и злу не потакай,
Заблудших смертью не казни, мечу не обрекай”.
Отнюдь не жаждут небеса, чтоб кровь текла рекой!
Так как же может кардинал в сей речи, столь мирской,
55 Меня к насилью призывать, будь я злодей какой?
Но если Церковь шлет нас в бой, в том видя прок большой,
И нам гарантии дает, радея всей душой
За то, чтоб отмолить грехи, сколь их ни совершай,
То тут уж надо рисковать, торя дорогу в рай.
60 Пусть клир, коль в битве я паду, берет мой скарб и пай:
Коль Церковь молится за нас, суля в раю покой,
То пусть меня оставит Бог в час битвы роковой,
Коль первым в город не ворвусь, вступив с врагами в бой!»
«О граф, — Монфору рек Жерве, возвысив голос свой, —
65 В досаде воинство свое с лица земли не свей,
Безмерна ярость горожан, их скакуны резвей,
А мы всё менее числом и с каждым днем слабей.
О ту твердыню бьется рать, как о скалу прибой!
Тулузу всяк из горожан рад заслонить собой,
70 Ведь смерть позору и стыду там предпочтет любой.
Нельзя не знать, что их сердца в крови от тех скорбей,
Какие мы им принесли. Кричат: “Врага убей!” —
Тулузцы, помня груз невзгод, и все спешат толпой
Встречать непрошеных гостей дубьем и булавой.
75 Они в бою не новички, побить их все трудней,
А нам, чтоб раны залечить, и тех не хватит дней,
Что здесь проводит паладин, блюдя обет святой».
«Любезный граф, — сказал Фуко, — имеет вес двойной
Совет, что подан в час беды, совет, что всех важней,
80 Ведь нам, чтоб ересь победить и выжечь до корней,
Придется подвиги свершить, которых нет славней.
Штурмуя город день за днем, покончим ли с войной?
Орешек этот расколоть не в силах меч стальной.
Нам нужно строить свой оплот, вал сделав земляной,
85 Дома и башни возвести, их окружив стеной.
Мы кинем клич по всей земле, призвав сюда людей,
Им дав пристанище, и кров, и пищу — нет сытней,
И те, что вам, граф, присягнут, пусть внидут чередой
В ту крепость, коей стать дано Тулузою второй[610].
90 Мы цели собственной своей достигнем тем скорей,
Чем раньше жители поймут: отныне край — ничей.
То будет распря городов, великий спор мечей.
Сосед соседу огонька подпустит в час ночной,
Ведь там, где место одному, двум не владеть землей!
95 Но мы получим перевес, поскольку под рукой
У нас окажется весь край: и скарб, и труд людской.
И шлем из Павии самой, и хлеба каравай
Добром иль силой мы возьмем, тут только не зевай,
Нам поразжиться не грешно, копя припас съестной,
100 И пряным перцем, и вином из бочки вековой.
Купец товаром дорогим оплатит сбор въездной,
И лепту всяк свою внесет в ход службы войсковой.
Отмстить тулузцам нелегко, для цели таковой
Терпеньем надо запастись. До язвы моровой
105 Упрямцев нужно довести. И летом, и зимой
Тулузцев голодом морить — вот к цели путь прямой.
Пускай древесного листа не даст им светлый май,
Пускай ни с нивы, ни с лозы не снимут урожай.
Мы всю округу разорим, сомнем побег живой,
110 А на дорогах и путях, что порастут травой,
Поставим стражу, и дозор, и пост сторожевой.
Нам честь победы над врагом все возместит с лихвой!»
«В совете вашем, — рек Монфор, — я вижу смысл благой».
«Но в том и хитрость, — рек Фолькет, — а ну как граф-изгой
115 Сумеет взять хотя бы часть косы береговой?
Тогда все тлен и суета, паучий труд пустой!
На помощь графу вся Гасконь прибудет той тропой[611],
И нам в Тулузу не войти до крышки гробовой».
Со смехом молвил граф Монфор: «Епископ, Боже мой!
120 Я встану около реки с дружиной боевой,
И сколь ни силься местный люд, что враг ни затевай,
Никто по самой быстрине иль по тропе из свай
Пройти не сможет мимо нас, — лишь ветер луговой».
И вскоре было решено, не поскупясь казной,
125 К осаде приступить[612].