Песнь о крестовом походе против альбигойцев

С утра труба трубила сбор. Держали путь в Салон
Бароны[466]

, там заночевав. Когда ж, раскрыв бутон,Цветы прияли Божий свет, как было испокон,
Вновь лучших седел десять сот легло на ткань попон.
5 Молчали рыцари в пути. В раздумья погружен,
Всяк представлял грядущий бой, чему был свой резон.
Лишь с юным графом разговор завел де Каваллон.
Он рек: «О граф, служить Добру — вот Рыцарства закон,
Но сей незыблемый завет Монфором посрамлен,
10 Ведь Зло возводит в ранг Добра коварный граф Симон,
Он губит именем Христа отнюдь не басурман!
Клянусь, он Церковь заманил в ловушку и капкан.
Отныне в мире все вверх дном, везде царит обман,
В одно смешались Месть и Честь, и стан идет на стан.
15 Весь мир, все Рыцарство в крови, стоит повсюду стон...
Лишь вашим мужеством, сеньор, мир может быть спасен.
Должны вы Рыцарству служить, забыв покой и сон,
Иль Честь исчезнет без следа и сядет Ложь на трон».
«Мне по душе, — ответил граф, — твои слова, барон.
20 Тебе я коротко скажу: коль скорых похорон
Мне не готовит Иисус, коль не умрут от ран
И все товарищи мои, кто мне в опору дан,
И коль Тулузу, сей алмаз в короне наших стран,
Бог мне когда-нибудь вернет, клянусь, что ни на гран
25 В веках ни Рыцарство, ни Честь не понесут урон.
Тем, кто свою проявит власть, путь будет прегражден,
Лишь кроме Церкви, что стоит, как мощный бастион.
Пусть враг свиреп как леопард, но я как лев силен!»
И вот, держа походный строй, вступили в Авиньон
30 Бароны на закате дня, раскрыв шелка знамен.
Молва по городу прошла, что прибыл граф Раймон.
Все, от детей до стариков, от дев до знатных донн,
К нему сбежались со всех ног, создав живой кордон.
«Тулуза! Радость! С нами Бог!» — неслось со всех сторон,
35 И, просветляя все сердца, плыл колокольный звон.
Из тех, кто графа лицезрел, заплакал не один
И со слезами на глазах, как истый паладин,
Молился: «Боже, дай нам сил, возвысь средь злых годин,
Чтоб край смогли отвоевать себе отец и сын».
40 Уже заполнила толпа проходы между стен...
Лишь под угрозою хлыста вставал народ с колен,
Когда молиться в Божий храм[467] спешил их сюзерен.
К обеду время подошло. Не съел бы исполин
Всю рыбу, кою съели там, не выпил столько вин,
45 А было каждое вино налито в свой кувшин.
Досель не услаждала слух игра столь звучных струн,
И никогда так хорошо не танцевал плясун.
С утра, лишь солнце поднялось, рассеяв ночи сень,
Людей к присяге привели[468], а был воскресный день.
50 И графу так сказал народ: «Сеньор! Любую дань
Мы к вящей пользе соберем, поставим жизнь на грань,
Того добившись, чтобы враг стал пищей для ворон».
«Сеньоры! — молвил добрый граф, в чьей славе есть резон. —
И мной, и Господом Христом всяк будет награжден[469]».
55 С Оранжским князем граф Раймон, избрав учтивый тон,
Переговоры проводил. И был провозглашен
Союз[470], что не дал бы весам и самый малый крен,
Ведь он уравнивал в правах и тот, и этот лен.
Тем часом юный граф Раймон уехал в Венессен.
60 Вниманьем граф не обошел ни Перн, ни Малосен,
Все принесли ему оммаж, блюдя и честь, и сан.
Но вскоре склоки начались, сгустился лжи туман,
И снова вспыхнула резня меж братьев христиан.
Раймону жадные попы чинили тьму препон,
65 И досаждали, что ни день, Оранж и Куртезон[471],
И Баус, свирепый и скупой, чей шлем похож на чан,
И злобный рыцарь де Ла Кальм, Пелет и толстый Жан.
Один бы граф не устоял, врагами окружен!
Но грудью встали за него Марсель и Тараскон,
70 Чьи столь проворны корабли, чей крепок гарнизон.
Французских прихвостней гоня, поставив им заслон,
Сражались, жизни не щадя, Диэ и Мондрагон,
Бойцы из Иля бились там, грозны как ураган,
Сеньор Алиазар д’Юзес и Порселлет Бертран.
75 За графа подняли мечи, гоня Гордыню вон,
И д’Альбарон, и Каваллон, отвагой наделен,
И Аземар де Пуатье, отринув прах и тлен,
И Понс, что честью дорожит, и стойкий де Мюрен.
Держать французам предстоит немало оборон,
80 Терпя в сражениях ущерб! С начала всех времен
От мести вор не уходил, сколь ни увертлив он.
И тот, чьим предком был Журден, кто к королям причтен,
Наследный герцог и маркиз, Тулузский граф Раймон[472]
Врагу шлет вызов свой.