Песнь о моей Мурке

Начнем с того, что юные бродяжки всегда пополняли ряды преступного мира — начиная с дореволюционной России и вплоть до дней сегодняшних. Особенно же это характерно было для 20-х годов прошлого века. В эти годы по всей России промышляли миллионы беспризорников (только по официальным данным, их насчитывалось более 7 миллионов). Беспризорничество — последствие двух войн (Первой мировой и Гражданской), голода, разрухи, эпидемий и массовых миграций — было бичом общества не только в первые послевоенные годы, но даже в период расцвета нэпа и представляло собой серьезную социальную проблему. Большая часть беспризорников жила попрошайничеством, воровством и разбоями. Они исполняли «жалостливые» песни о своей горькой судьбе на вокзалах и в вагонах поездов или хищными сворами налетали на прохожих и мелких уличных торговцев. Ютились в разрушенных городских зданиях, кладбищенских склепах, старых вагонах, отогнанных в тупики, в кочегарках списанных паровозов, асфальтовых чанах, бочках из-под цемента… На обывателей наводили ужас слухи о проституции, наркомании, венерических болезнях среди бродяжек. Беспризорники часто этим пользовались, вымогая у граждан деньги под угрозой «укусить» и «заразить».

Однако огромная армия бродяг-малолеток представляла собой и более серьезную опасность. Имеются сведения о налетах беспризорщины на целые деревни. Озлобленные и озверевшие, пропитанные цинизмом ребята не останавливались даже перед кровопролитием. По данным М. Гернета, среди задержанных за воровство и содержавшихся в местах заключения Москвы преступников львиную долю составляли подростки 16 и юноши 20 лет (следует учитывать при этом, что ребята моложе 14 вообще не содержались в местах заключения). Еженедельник советской юстиции «Юный пролетарий» приводил в 1924 году следующие цифры: если в 1913–1916 годах в Петербурге было возбуждено около 9 тысяч дел в отношении лиц, не достигших восемнадцатилетия, то в 1919–1922 — почти 23 тысячи. В правонарушения имущественного характера вовлекались в основном беспризорные.

К беспризорникам вплотную примыкали босяки — уголовный сброд, люмпены, которые при любой власти составляют костяк уголовного «дна». Их отличие от преступников-профессионалов в том, что у босяков нет ни особой специализации, ни кастовых правил, ни традиций. Они идут за тем, кто сильнее, кто обещает более крупный куш. Впрочем, и этот куш они способны только прогулять, пустить на ветер. Различие между босяками и беспризорниками зачастую заключалось лишь в том, что первые были постарше и имели больше криминального опыта. В разных городах существовали свои «босяцкие» районы. В Ростове — Богатяновка, в Москве сначала — Хитров рынок, успешно разгромленный чекистами, позже — Марьина Роща, Сокольники; в Одессе — Пересыпь и Молдаванка; в Тбилиси — Авлабар; в Киеве — Подол; в Питере — Лиговка… В босяцкий мир к началу 20-х влилась и разношерстная масса анархистов разного толка, матросов-кронштадтцев, восстание которых было подавлено Советской властью в 1921 году, недоучившихся гимназистов, потерявших дом и семью, и др.

Ситуацией воспользовались бывшие кадровые военные из числа тех, кто противостоял в войну большевикам, но после не эмигрировал, а ушел в криминальное подполье. Беспризорники стали в их руках грозной силой: «Массовое появление беспризорников восходит к годам Гражданской войны 1918–1921 гг. Они образовали крупные, очень опасные банды» (Ж. Росси. Справочник по ГУЛАГу). О том же пишет Ю. Щеглов: «В ряде случаев беспризорные образовывали сообщества, объединенные жесткой дисциплиной и авторитетом вожака».

Именно белое офицерство вырабатывает в этот период и культивирует в среде своих подручных ряд жестких установлений-законов, которые носят явно политический характер. Например:

— не обрастать имуществом, не иметь семьи;

— если есть родные, отказаться от них;

— ни в коем случае не работать, жить только преступным ремеслом;

— не брать оружия из рук власти, не служить в армии (разумеется, для бывшего белогвардейца становился врагом каждый, кто шел служить ненавистной Совдепии с оружием в руках);

— не участвовать ни в каких политических акциях новой власти, не поддерживать их (всевозможные революционные празднества, митинги, демонстрации, выборы в органы администрации, вступление в комсомол и пр.).

Белогвардейцы привнесли в уголовный мир также требования жесткой воинской дисциплины. Младшие беспрекословно подчинялись старшим, неисполнение приказов которых каралось смертью (как на фронте в военное время). Попав в банду (или, по-босяцки, в «кодлу»), человек не мог самостоятельно уйти из нее. Это расценивалось как дезертирство и тоже наказывалось физическим уничтожением отступника.