Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Приходится  эмиру нелегко.
Копье пронзило грудь ему насквозь.
⁹⁶⁰

Он кровью обагрен до самых шпорИ молвит так, чтоб не слыхал никто:
«Свидетель Магомет, мой бог благой,
Впервые я терплю такой урон.
К тому ж меня считает враг глупцом —
⁹⁶⁵ Зря дал ему я льготу наперед».
Взял новый дрот эмир из тороков,
Метнул оружье с силою такой,
Что понеслось быстрей орла оно.
В испуге рыцарь отклонился вбок,
⁹⁷⁰ Однако дрот прошел сквозь щит со львом,
Со свистом распорол на графе бронь
И хоть Гильому не поранил плоть,
Но на два локтя врезался в песок.
Увидел это граф, поник челом,
⁹⁷⁵ К небесному отцу воззвал с мольбой:
«О господи, кем мир наш сотворен.
Кто утвердил на мраморе его,
Кто сушу окружил пучиной вод!
Адам из персти вылеплен тобой,[275]
⁹⁸⁰ На свет ты матерь Еву произвел,
Обоих поместил в раю земном,
Им повелел вкушать от всех плодов,
Лишь яблока не трогать ни за что.
Они ж его отведали тайком
⁹⁸⁵ И грех жестоко искупили свой:
Ты вверг их в ад, в бездонный Баратрон,[276]
Где воет Вельзевул, Нерон ревет.[277]
На пасху, в светлый праздник, ясным днем
Осленка ты нашел и сел в седло.
⁹⁹⁰ Бежали дети за тобой толпой.
На пасху шел вслед за твоим ослом
Причетников и лиц духовных сонм.
Тебе дал Симон-прокаженный кров.
К нему проникла Магдалина в дом,
⁹⁹⁵ Смиренно у твоих простерлась ног
И зарыдала, воскорбев душой,
Но поднял ты и обласкал ее,
И ей простил все вины до одной.
Ты предан был Иудой-подлецом:
¹⁰⁰⁰ Взял три десятка сребреников он
И на тебя донес, себе во зло.[278]
Евреями ты на кресте казнен:
Они сочли, что ты злодей и вор,
Не ждали воскресенья твоего,
¹⁰⁰⁵ А ты на небеса вознесся вновь
И спустишься вторично к нам с высот,
Когда людей на Страшный суд сзовешь.
Равны в день этот станут сын с отцом,
С причетником духовное лицо,
¹⁰¹⁰ Архиепископ с голяком-слугой,
С вилланом граф и с герцогом король —
Получит каждый за грехи свое.
К апостолам ты был безмерно добр:
Неронов луг блюсти поставлен Петр;[279]
¹⁰¹⁵ Его сподвижник Павел — обращен;[280]Иона рыбам не пошел на корм;[281]
От голода излечен Симеон;[282]
И Даниил спасен во рву от львов;[283]
И кару Симон-маг понес за ложь;[284]
¹⁰²⁰ А Моисею видеть довелось,
Как куст горел, не становясь углем.[285]
Коль вправду ты детей своих оплот,
Не дай меня сразить иль взять в полон.
Как быть мне, коль к врагу не подойдешь?
¹⁰²⁵ Вооружен язычник до зубов:
Он арбалет закинул на плечо
И булаву повесил на седло.
Один лишь ты, кем Лонгин был прощен,
Способен мне в опасный миг помочь».
¹⁰³⁰ Тут графу молвит сарацин в укор:
«Как видно, сердцем робок ты, Гильом.
Надеялся я: вот боец лихой,
А ты клинок пустить боишься в ход,
Но я тебя своим достану все ж»
¹⁰³⁵ Меч обнажил язычник с быстротой,
Пришпорил арагонца своего[286]
И недругу такой удар нанес,
Что сквозь забрало острие прошло,
И рассекло кольчужный капюшон,[287]
¹⁰⁴⁰ И сбрило у Гильома прядь волос,
И кончик носа отрубило прочь,
Чем и дразнили рыцаря потом.[288]
Упал на холку конскую клинок,
И, надвое разрублен, рухнул конь.
¹⁰⁴⁵ На графе расползлась кольчуга врозь —
Колец в песок свалилось до трехсот,
Но выронил меч из руки Корсольт.
Гильом вскочил, встал на холме крутом
И вынул Жуайёз[289], свой меч стальной.
¹⁰⁵⁰ Врагу он норовит попасть в висок,
Однако сарацин настолько росл,
Что меч лишь на плече прорезал бронь,
И расползлась под ней кольчуга врозь —
Колец в песок свалилось до трехсот.
¹⁰⁵⁵ Но оказался все ж доспех хорош —
Удар уколом слабым турок счел.
Корсольт промолвил рыцарю в упрек:
«Как видно, сердцем робок ты, Гильом:
Слабее ты, чем овод жалит, бьешь».
¹⁰⁶⁰ Кричит весь Рим, хоть крик похож на стон,
И вторит папа, побелев лицом:
«За своего слугу встань, Петр святой!
Коль он умрет, навеки нам позор:
Во храм твой больше не придет народ,
¹⁰⁶⁵ Не будет месс и проповедей в нем».