Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

¹⁰⁹⁰

Идет у графа кругом голова —Был тяжек им полученный удар,
Но все ж он замечает сквозь туман,
Что турок сильно утомил коня,
А сам немало крови потерял.
¹⁰⁹⁵ Нетрудно спешить нехристя сейчас,
Но граф щадит упорно скакуна:
Его решил он у врага отнять,
На нем отныне хочет ездить сам.
Вновь на Гильома недруг мчится вскачь,
¹¹⁰⁰ С насмешкой попрекает смельчака:
«Взять верх, француз трусливый, не мечтай.
Полноса лишь осталось у тебя.
К Людовику пойдешь ты на хлеба,
И отречется от тебя родня,
¹¹⁰⁵ Ты видишь: не спастись тебе никак.
Тебя на части мне рассечь пора:
Галафр, мой дядя, ждет к столу меня,
Дивится, что так долго медлю я».
К луке передней сарацин припал,
¹¹¹⁰ На графа нападает в лоб опять,
Его достать старается с седла.
Проворно рыцарь отскочил на шаг,
Встал так, чтоб метче поразить врага,
И не избег удара басурман,
¹¹¹⁵ Меч грянул в золотой его шишак,
С которого посыпался хрусталь,
Кольчужный капюшон прорезал враз,
В куски подшлемник плотный изорвал.[290]
Эмиру темя раскроил на пядь.
¹¹²⁰ Поник коню на шею супостат,
Не может снова булаву поднять.
«За нос воздал я свой! — воскликнул граф. —
К сеньеру не пойду я на хлеба,
Не отречется от меня родня».
¹¹²⁵ Гильом ремень подщитный с локтя снял,
Щит бросил на безлюдный склон холма.
До безрассудства был воитель храбр:
Останься турок невредим и здрав,
Погиб бы тут же граф наверняка,
¹¹³⁰ Да не дал бог язычнику воспрять.
Не стал Гильом бесстрашный медлить зря,
Булатный меч покрепче сжал в руках
И нехристя рубнул по шее так,
Что лопнули завязки шишака
¹¹³⁵ И с вражьих плеч скатилась голова,
А труп качнулся и с коня упал.
Не стал воитель время зря терять:
Меч, нос ему отсекший, с турка снял,
Но тут же бросил — он не великан;
¹¹⁴⁰ Затем взглянул на вражьи стремена —
Длины в них лишней локтя полтора.
Гильом укоротил их кое-как,
Вдел ногу, сел в седло не без труда,
Взялся за древко своего копья,
¹¹⁴⁵ Рывком извлек его из мертвеца,
В крови застывшей руки измарал.
«Создатель, — молвил  он, — тебе  хвала
За скакуна, что в схватке мною взят.
Мне все богатства Монпелье[291] отдать
¹¹⁵⁰ Сегодня было б за него не жаль».
Валом валит весь Рим встречать бойца,
Но папа обгоняет горожан,
Целует первым рыцаря в уста.
Бертран подходит к дяде весь в слезах,
¹¹⁵⁵ Готье с Геленом плачут в три ручья —
Такой их пронял за Гильома страх.
«Вы живы, дядя?» — говорит Бертран.
Граф молвит: «Жив по милости творца,
И хоть короче малость нос мой стал,
¹¹⁶⁰ Длинней отныне именуюсь я».
Сам прозвище себе он дал тогда:
«Пусть знают все, кто хочет мне добра,
Вся Франция и все Берри[292] сполна —
Гильом Короткий Нос зовут меня».
¹¹⁶⁵ Вот так и звался с этих пор смельчак.
Гильома отвезли в престольный храм.
Всяк стремя подержать ему был рад.[293]
Употчевали славно удальца —
Шел пир, пока не занялась заря
¹¹⁷⁰ И не пришла для дел иных пора.
«К оружью, храбрецы! — Бертран вскричал.  —
Коль дядею моим убит вчера
Тот враг, что остальных сильней стократ,
Наш долг — сломить хотя бы тех, кто слаб.
¹¹⁷⁵ Вы ж, дядюшка, останьтесь отдыхать:
Мучений и трудов довольно с вас».
Послушал это граф, захохотал:
«Со мной, племянник, спорить не дерзай.
Тем, кто влечет паломников сюда,
¹¹⁸⁰ Клянусь[294], что без Гильома бой начатьЗа все богатства Монпелье не дам,
Но самолично встану в первый ряд,
И меч мой нынче не покроет ржа».
Весь Рим от этих слов возликовал,
¹¹⁸⁵ И стал последний трус отважней льва.
Пусть нехристи дрожат: их ждет беда.
Так долго мешкать было им нельзя.
На них готовы римляне напасть.