Песнь об огненно-красном цветке

— Которая… Ты но можешь себе представить, как мне хочется ее увидать. Тайком обнять ее и… Твоя мать часто тебя целовала?

— Нет, не часто.

— Она только гладила тебя по голове и часто говорила с тобой наедине, — правда?

— Да, да…

Руки Олави ослабли. Он бессознательно отстранил девушку и устремил взгляд куда-то вдаль. Его губы еще улыбались, но глаза были серьезны.

Девушка смотрела на него с испугом.

— Что с тобой? — спросила она, опасаясь, что огорчила его.

Юноша не слышал.

— Что с тобой, Олави? — все больше волновалась девушка.

— Мать говорила со мной, — сказал он дрогнувшим голосом.

— Говорила, — вздохнула девушка. — Сейчас говорила?

— Сейчас.

— Что она тебе сказала? — робко спросила девушка.

Олави ответил не сразу.

— Она сказала, что я был бы плохим сыном… и что я поступил плохо, когда просил…

Девушка глядела на него молча. Она была глубоко взволнована.

— Теперь я еще больше люблю твою мать, — шепнула она юноше, тихо обнимая его.

Победитель порогов

Порог Кохисева^[5] — знаменитый порог, самый сердитый и гордый на всей пятнадцатимильной реке Нуоли.

Мойсио — знаменитый дом. Его хозяева с незапамятных времен славятся богатством и силой, а их непреклонность и гордость подобны порогу Кохисева.

Дочь Мойсио — знаменитая девушка: ни у какой другой девушки нет такой роскошной косы и ни один парень не может похвалиться тем, что она метнула в него искрами своих глаз.

Дочь Мойсио зовут Кюлликки, — ни у кого другого нет такого имени, и люди говорят, что его нет даже в святцах.

Последняя партия сплавщиков пришла в деревню ночью, а утром принялась за работу. Одни продолжали сплавлять лес, другие очищали берега от оставшихся на них бревен.

Наступил вечер. Сплавщики расходились по домам, на ночлег.

В саду Мойсио трудилась девушка, она поливала капустную рассаду. По дороге, тянувшейся мимо сада, шел юноша. Он уже издали заметил девушку и с интересом смотрел на нее.

«Это та, о которой так много говорили, — думал он. — Та самая гордячка».

Девушка выпрямилась, перекинула за плечо свалившуюся на грудь косу и горделиво откинула красивую головку.

«Хороша!» — подумал юноша и невольно замедлил шаг.

«Это тот, о котором девушки весь день наговориться не могут, — догадалась красавица и тайком взглянула на прохожего, — говорят, он какой-то особенный».

Она наклонилась зачерпнуть воды.

«Пройти мимо или заговорить? — колебался юноша. — А если она меня отошьет? Я ведь к этому не привык».

Девушка опять склонилась над грядками, юноша подходил все ближе.

«Неужели он осмелится заговорить? — разбирало девушку любопытство. — С него, пожалуй, станет. Но пусть только попробует!»

«Спесь спесью вышибают», — решил юноша и прошел мимо, не взглянув на гордячку.

«Ах вот как? — удивилась девушка и от растерянности пролила воду мимо грядки. — Хорош! Нечего сказать!»

Обиженная и уязвленная, она смотрела ему вслед.

На следующий вечер девушка снова была в саду. Юноша остановился.

— Добрый вечер, — сказал он и приподнял шапку, скорее надменно, чем вежливо.

— Добрый вечер, — бросила девушка через плечо, взглянув на него только мельком.

Наступило молчание.

— У вас красивые розы. — Это была любезность, но она прозвучала вызовом.

— Неплохие, — донеслось в ответ из сада. Вызов был принят.

— Может быть, подарите одну на память — вон с того красного куста, если это не слишком дерзко с моей стороны?

Девушка выпрямилась.

— Может быть, где-нибудь это и принято, но в доме Мойсио розы не дарят через забор.

«Может быть, где-нибудь это и принято?» — повторил про себя юноша и вскипел от досады. Он понял, на что она намекала. Этот намек показался ему слишком дерзким.

— Я не привык просить цветы у любого забора, — гордо ответил он. — И никогда не прошу их дважды, даже если здесь это принято. До свиданья!

Девушка повернулась к юноше и растерянно поглядела на него — дело принимало неожиданный оборот.

Юноша сделал несколько шагов, остановился, перепрыгнул через канаву и прислонился к забору.

— Можно сказать вам еще два слова? — спросил он, в упор глядя на девушку.

— Как хотите, — отвечала она.

— Если вы так высоко цените свои цветы, — продолжал он почти шепотом, — сорвите, пожалуйста, эту розу и приколите ее себе на грудь. Вас это не унизит, а для меня будет знаком того, что и прохожий может в ваших глазах считаться человеком.

— Попросить цветок осмелится каждый, — отвечала девушка, глядя в глаза юноше, — но достанется он только тому, кто отважится и на что-нибудь другое.

С минуту они не мигая смотрели друг на друга.

— Так и запомним! — сказал юноша. — До свиданья!

— До свиданья! — донеслось из сада, и девушка проводила его долгим взглядом.

— В нем и на самом деле есть что-то особенное, — пробормотала она, снова принимаясь за работу.

В воскресенье к вечеру на мосту, переброшенном через порог Кохисева, толпились люди. Их привело сюда любопытство.

Люди сновали как муравьи. Те, что не поместились на мосту, устроились группами вдоль берегов, Причиной такого переполоха послужил странный слух:

— В воскресенье, часа в четыре после полудня, на пороге Кохисева будет состязание.