запел он вдруг. Это было так неожиданно, что люди на берегу вздрогнули. Песня лилась, точно жалоба.
— Что это с ним? Он никогда так не пел.
— Молчи и слушай!
Юноша посмотрел на воду, оттолкнулся несколько раз багром и снова запел, но уже на другой мотив:
Слушатели удивленно переглядывались: было ясно, что он поет о самом себе.
Бревно скользило по широкой глади залива, певец медленно работал багром, опустив взгляд к воде. Провожающие напряженно слушали.
Какая-то девушка украдкой смахнула слезу. Остальные тоже были взволнованы.
Олави взмахнул шапкой провожающим, повернулся к реке и быстро погнал свое бревно.
Люди на берегу замахали ему в ответ, но юноша уже не оглядывался. Он быстро плыл, вода под бревном с шумом расступалась.
Русалка и водяной
Река спокойно несла свои воды и тихо покачивала камыши. По одну сторону реки простирался хвойный лес, по другую тянулись поля и луга. Среди лугов вдоль берега вилась дорога.
По дороге шла девушка. Она шла как-то неуверенно, то и дело останавливаясь и поглядывая на реку.
На реке виднелся шлюз, на противоположном берегу были сложены белые бревна. У опушки леса, подложив руки под голову, лежал человек.
Девушка стала вглядываться в него. Он не шевельнулся.
С минуту нерешительно потоптавшись, девушка свернула на тропинку, которая вела через луг прямо к реке.
Радость свидания боролась в душе Олави с оскорбленной гордостью. Ему хотелось побежать по воде навстречу Кюлликки и бездумно, беззаботно ее обнять. Но что-то холодное и ясное, как речная вода, стояло между ними.
Кюлликки дошла до берега и остановилась. Молча и неподвижно смотрела она на противоположный берег.
Олави не выдержал — вскочил.
— Ты пришла! — сказал он и подошел к берегу. Его голос звучал почти нежно.
— Пришла… Я не могла не прийти, — ответила Кюлликки. Она говорила так тихо, что Олави едва расслышал ее.
— А я все о тебе думал…
Река смотрела на них: «Если бы мне теперь покрыться льдом!»
— Ты не можешь перебраться сюда на минутку? — неуверенно спросила девушка.
— Я-то могу, но ребята вот-вот явятся туда ужинать.
Он немного подумал.
— А если я за тобой приплыву, ты не согласишься переправиться сюда? Здесь можно укрыться в лесу. Не побоишься переплыть реку на плоту?
— Конечно, нет!
Олави взял багор, отделил от других бревен два скрепленных вместе еловых ствола и быстро переправился на другой берег.
«Точно добрая, долгожданная сестра!» — думал юноша, протягивая Кюлликки руки и помогая ей встать на плот. Девушка крепко уцепилась за его руки, посмотрела ему в глаза, но ничего не сказала.
— Садись на эту перекладину, а то упадешь: плот очень качается.
Кюлликки села, Олави стал грести.
— Я и не думал, что ты такой верный друг, — сказал он, когда они сошли на берег.
— Друг! — повторила Кюлликки, благодарная ему за то, что он так хорошо назвал чувство, которое привело ее сюда, несмотря на все сомнения и мучения.
Когда Олави и Кюлликки, тихо переговариваясь, вернулись к берегу, солнце уже садилось.
Тут их ждала неприятность — плот исчез. Они растерянно поглядели друг на друга.
— Что же делать?
— По этой стороне тебе нельзя возвращаться?
— Нет, нельзя: пришлось бы идти через всю соседнюю деревню и через их мост, а мне на обратном пути надо еще телят домой загнать. Нет ли здесь где-нибудь лодки?
— Нет.
Лес смотрел на них сочувственно, одуванчики на том берегу закрылись, погруженные в размышления. «Я очень хотела бы вам помочь», — сказала река. Олави, как видно, на что-то решился.
— Ты умеешь плавать? — обернулся он к Кюлликки.
— Плавать? — растерялась она, но тут же повеселела. — Конечно, умею!
— Не побоишься переплыть со мной реку, если я переправлю твое платье?