Песнь об огненно-красном цветке

— Скажи мне, пожалуйста, — заговорила она через некоторое время. — Другие тоже приходили к тебе? Приходили, я по глазам вижу! Да, тебя никто не может забыть. Будь ты таким, как другие, — никому до тебя не было бы дела. Но ты был… ты был ты, и мы все возвращаемся к тому, кто завладел однажды нашим сердцем. Нам иногда кажется, что мы ненавидим тебя, но это не так. И когда мир истерзает и измучает нас, мы приходим к тебе, словно… как бы мне это сказать, словно в церковь… нет, как паломники к святым местам… каяться в своих грехах… вспоминать то, что было прекрасно и чисто… плакать о том, что прошло…

Ее голос сорвался. Она отставила рукоятку, которую Олави все еще держал в руках, схватила обе его руки, прижалась к ним головой и безудержно разрыдалась…

Олави показалось, что в комнате стало темно. Он сидел неподвижно, как изваяние, прижав подбородок к груди, и плакал.

Прошло довольно много времени. Наконец женщина открыла распухшие от слез глаза, села у ног Олави и заговорила, глядя ему в глаза:

— Не сердись на меня, Олави! Я должна была прийти и сбросить с себя тот каменный груз, который тащила все эти годы. Я была так несчастна. Но теперь я поняла, что и у тебя тоже есть своя ноша. Прости мне все грубости и мерзости, которые я тут наговорила. Понимаешь — иначе я вообще ничего не сказала бы, просто расплакалась бы, увидя тебя… Олави! Я говорила что-нибудь о твоей жене? У меня нет на нее зла. Я и сама не помню, что говорила… Теперь мне лучше, потому что я снова увидела тебя.

Она отвела взгляд от Олави и уставилась куда-то вдаль, будто сидела в сумерках одна и грезила.

— Послушай, Олави! — сказала она потом, и глаза ее странно засияли. — В книгах, кажется, говорится, что из паломничества люди возвращаются с надеждой в душе? Что ты на это скажешь, Олави? Отец и мать ждут меня. Я знаю, что они с радостью примут меня, какой бы я ни стала. Знаешь, Олави? Я два года не была дома, — ох, какая же я! Позволь мне посидеть вот так еще минутку и поглядеть на тебя как прежде, тогда я снова найду в себе силы жить дальше.

И женщина долго еще смотрела на него. А Олави казалось, что мимо него чередой проходят темные тени.

— Как ты изменился, Олави, с тех пор, когда я видела тебя в последний раз, — нежно сказала женщина. — У тебя было много печалей?

Олави не отвечал, он только еще плотнее сжал губы.

Лицо женщины передернулось от волнения.

— Вот она какая, жизнь! — сказала она сдавленным голосом и еще раз прижалась лицом к коленям Олави.

Некоторое время длилось глубокое, давящее молчание.

— Теперь я ухожу, — сказала наконец женщина. — Мы теперь снова…

Она заглянула в глаза Олави, как ребенок, который забыл слово, но надеется, что его все-таки поймут.

Олави горячо схватил обе ее руки.

— Ты пойдешь домой? — спросил он так, будто это был вопрос жизни и смерти.

— Да! Но мы теперь снова?..

— Да! — выдохнул Олави, будто отвечая собственным мыслям, пожал ее руку и встал.

Провожая свою гостью до крыльца, он шатался как пьяный. Он смотрел ей вслед, пока вечерний туман не поднялся с земли и не окутал поляну.

Расплата

Олави сидел задумавшись. В комнате было тихо. Вдруг раздался стук.

Олави вздрогнул, выпрямился и с удивлением оглянулся, как будто не мог понять, где он находится. Взгляд его упал на дверь, и в голове промелькнула тоскливая мысль: опять? Кто теперь?

Снова стук…

Олави вскочил. Его охватила ярость, он лихорадочно глотнул воздух и бросился к двери.

— Войдите! — закричал он, с силой распахивая дверь. — Скорее! Все! Умные и безумные — все сюда! Я стоял перед вами, как школьник, теперь хватит! Скорее! Все вместе! Вы ведь все равно явитесь и потребуете расплаты! Я готов — каждая из вас получит свой кусок!

Но в сенях было пусто. Когда он это заметил, он насторожился, как боец, который не видит своего противника, но знает, что тот где-то притаился. Он медленно закрыл дверь и вернулся на место.

Стук…

«Что это — невидимая рать зовет меня к ответу?» Он обернулся.

Снова раздался стук — и тут Олави заметил маленькую птичку, которая сидела на наружном косяке окна возле двери и заглядывала в окно.

— Это ты? Лети прочь! Улетай! В лес! Разве ты не знаешь, что таится за стенами человеческого жилья? Хищные взгляды, стесненное дыхание, истекающие кровью сердца. Лети в свой лес — и никогда не приближайся к нашему печальному жилью.

Но птица только встряхнула головкой и поглядела ему прямо в глаза.

— Не понимаешь? Лети, лети!

Он стукнул по стеклу. Птица улетела.

Мучительная тоска снова охватила его.

«Вы медлите… я знаю. Вы будете приходить поодиночке, постепенно рвать меня на куски. Вы ходите за мной по пятам, как тайные судьи, чтобы я всегда чувствовал на себе ваши пронизывающие взгляды. Каждый стук заставляет меня вздрагивать, каждое женское лицо вынуждает мое сердце останавливаться. И стоит мне вас на минутку забыть и вздохнуть свободно, как снова, словно призрак, является кто-нибудь из вас».

Он тяжело опустился на стул.