Песнь об огненно-красном цветке

«Я чувствую себя затравленным зверем, а вы все еще продолжаете меня преследовать. Неужели за то, что я когда-то вас любил? Разве вы забыли, в чем мы тогда клялись? Мы клялись никогда не вспоминать друг о друге иначе, чем с благодарностью за то, что каждый из нас дал другому. Мы были богаты и одаривали друг друга золотом. Почему же теперь вы приходите ко мне как нищенки и жалуетесь на свою бедность, хотя знаете, что я еще беднее вас? Может быть, вы приходите просто поплакать вместе со мной о том, что мы, когда-то такие богатые, стали теперь нищими?.. Вы являетесь, как кредиторы! Разве это не безумие? Ведь я слагал для вас стихи! Жизнь была тогда как песня, и любовь обвивала ее строфы красными цветами. А теперь вы говорите, что песни обратились в долговую книгу, а красные цветы — в цифру долга. Уходите, оставьте меня в покое! Мне нечем заплатить. Разве вы не знаете, что я уже все заложил — все до последней лепты».

Чем больше он об этом думал, тем больше его охватывал ужас. В эти минуты на лбу у него выступали капли холодного пота.

«Все заложил! А что я отдал в залог тебе, самой несчастной из всех? Ты была среди других как королева, ты единственная не преклонила передо мной колен, а ступала, как равная, рядом со мной. Но именно твоя судьба оказалась самой жалкой: тебе достались одни отрепья, которыми даже нищий не удовольствовался бы».

Вдруг что-то ударило его в грудь, потом перехватило дыхание, на минуту ему показалось, что вся кровь вытекла из его сосудов, и, наконец, сердце беспорядочно забилось, в висках застучало.

Он боялся шевельнуться.

Снова удар — снова ощущение пустоты, а через минуту лихорадочное биение сердца. Он инстинктивно стал искать пульс. Быстрые толчки, потом пауза… пауза… пауза… что же оно совсем замолкло? Олави побледнел, на лбу у него выступил пот. Отпустило! Пульс захлебывался.

Он вскочил, словно боялся провалиться в бездну, сделал несколько шагов и остановился. Приступ не повторился, сердце начало успокаиваться, но неприятное чувство в груди еще не прошло. Он боялся упасть и сел.

«Это ты, Жизнь, ударила меня в грудь? Ты пришла сводить со мной последние счеты? Может быть, человек — только квартирант, поселившийся в чужом доме? А ты — хозяйка, которая предъявляет счета и взимает плату? Я с тобой уже знаком — твое лицо и раньше мелькало передо мной… Какая у тебя толстая счетная книга! На первой странице… Я так и думал… не главный ли это долг в нашем роду? Мать говорила, что и с отцом так было и с дедом… Ты делаешь мне знаки — погляди, мол, сколько здесь твоих следов. Я уважаю тебя за то, что ты не читаешь мне проповедей о грехе, о рае и об аде, — тогда тебе одной пришлось бы подводить итоги. Любовь — это наша плоть и кровь, она тянет нас, как магнит. Страхом ада нас — современных людей — не испугаешь, ведь мольбами и раскаянием можно вымолить себе прощение! Но если ты записываешь в своей книге на одной стороне наши поступки, а на другой — их последствия и показываешь нам, как они связаны друг с другом, как влияют на нашу судьбу, тогда мы стоим перед тобой, опустив голову, и понимаем, что итоги написаны нашей собственной кровью».

Олави уставился в какую-то точку, будто и в самом деле что-то увидел.

«Ты открываешь свою книгу и показываешь мне итоги. Почему их так много? Здесь мне все ясно: это — мои пути, это — поступки, это — люди, с которыми я был связан. Но что означает этот поток линий на обеих сторонах страницы?

— Последствия, — говоришь ты.

— Так много? Вот эти, соединяющиеся здесь линии — это, видимо, последствия, которые выпали на мою долю. А вот те разбегающиеся линии?

— Последствия для других! — говоришь ты.

— Я уже давно понял, что линии продолжаются, но что их так много… Ты всегда наносишь эти линии?

— Всегда!

— В каждом случае?

— В каждом, если он имеет последствия и на что-то влияет.

— Значит, человек не свободен?

— Свободен, но его поступки не проходят бесследно, иногда они определяют всю судьбу человека. Посмотри-ка сюда!

— Нет, нет… Закрой свою книгу… я уже достаточно насмотрелся. Кому охота думать о твоих счетах тогда, когда он плывет по течению! Я смеялся над теми, кто растратил свою молодость на посты. Я смеялся над твоими законами и умел наслаждаться любовью, не боясь ее пут. Я гордился тем, что никто не кричит мне вслед: „Папа!“ И вот теперь, через много лет, я встречаю людей, которые напоминают мне об узах. Ты сталкиваешь меня с ребенком, родившимся от матери, с которой я не был близок, и говоришь: гляди, бывают даже такие последствия. А когда я вымаливаю ребенка себе и той, для которой это — вопрос жизни, ты отворачиваешься и насмешливо кидаешь через плечо: смейся и наслаждайся любовью, ты получил то, что хотел!»

Олави опять почувствовал в груди то же, что было с ним недавно.

Он ждал нового толчка. Не окажется ли этот толчок последним?

Дверь отворилась.

— Здравствуй, Олави! Я так задержалась, потому что… Господи, что с тобой?.. Ведь ты…

Кюлликки подбежала к нему.

Олави собрал все свои силы, чтобы улыбнуться: