Песнь песней на улице Палермской

– Вы чем там занимаетесь? – кричу я.

– Пирожные печем, – хихикает Ольга.

Себастиан масляно улыбается.

Выясняется, что сестра моя с Йоханом напекли целую стопку тонких коржиков с гашишем и положили их остужаться на кухонном столе.

Ровно в этот момент раздается звонок в дверь. На пороге стоят двое мужчин в чинных костюмах свидетелей Иеговы. Я уже собираюсь послать их по известному адресу, но тут из глубины квартиры слышится Ольгин голос:

– Да нет, пусть проходят, мы только что коржиков напекли, а мне чего-то захотелось узнать чуть побольше об их Армагеддоне и ста сорока четырех тысячах избранных.

– Коржики – это неплохо, – полагают свидетели, привычные шепотом цитировать Библию через прорезь в двери для писем.

А моей сестре-двойняшке жуть как не нравится держать кого-либо за дверью. Йохан ставит воду для кофе.

* * *

Спустя два дня Йохан звонит и просит прийти. Себастиан работает в своем новом ателье на Рафсхалeёэн, но мы с Ольгой не мешкая садимся на велики. Прибыв в подвал на Каттесундет, мы видим пришедшую в гости к брату, но заснувшую на спальном диване Вибеке. Йохан снял с нее очки и положил их на стол. У нее такое милое личико, и спит она тихо, точно мышка, прикрыв свои полумесяцы.

– Что случилось? – спрашивает Ольга, обнимая его. У Йохана дрожат ноги, он крутит одну сигарету за другой.

– Отца ночью в больницу забрали, – шепотом, чтобы не разбудить сестренку, сообщает он. – Он опять распсиховался, и тут у него случился инсульт.

Теперь парализованный Могильщик сидит дома в инвалидном кресле и истекает слюной еще больше, чем Вибеке. Разобрать его речь невозможно. Лишь Грета понимает его.

Но я замечаю, что у нее большие проблемы со слухом. Не всегда она слышит, что мужу что-то требуется – к примеру, сходить в туалет, – и тогда тому приходится сидеть в мокрых подгузниках до прихода санитара из соцслужбы.

Ну а у Йохана будто ярмо с плеч свалилось: теперь Могильщику его не достать. Ни рукой врезать, ни пинка под зад дать. Но слишком поздно, к сожалению, этот момент наступил. От фруктофобии за просто так не избавиться, да и трещины в фундаменте не замазать.

– Я его теперь Хеннингом называю, а не отцом. И вижу, что это его бесит, но сделать-то он ничего не может, – так говорит Йохан месяц спустя.

Единственно возможный вид мести – лишить Могильщика титула отца. Отец — это, несмотря ни на что, по-прежнему знак отличия, требующий от его обладателя проявления определенных фундаментальных качеств. Но если ты заставляешь своего сына выплевывать в унитаз троллей, о каких таких фундаментальных качествах может идти речь?!

– Я из Народной церкви[129] вышел и вступил в «Защиту животных», – сообщает Йохан.

Весна уже за углом. И значит, надо ждать новостей.

Турне

– Запасные струны не забыл? – Ольга нетерпеливо машет Йохану, чтобы он побыстрее садился в машину. И вот мы уже на автостраде. Ольга, Йохан и я.

Вовсю цветет весна. Себастиан снова в Италии, а мне так тревожно, когда его нет дома. Вот я и решила отправиться с Йоханом и сестрой моей в турне по ютландским кабакам, которое она с присущим ей энтузиазмом организовала. Речь идет о выступлениях в десяти весьма скромных с точки зрения привлечения публики местах, однако Ольга арендовала старый пикап, назначила себя агентом солиста и пригласила меня участвовать в турне в качестве группы поддержки.

К тому же я хочу потренироваться в умении твердо стоять на своих собственных ногах, раз уж Себастиану это так здорово удается. Я упаковываю акварельные краски и бумагу в надежде, что ко мне вернется желание рисовать.

* * *

Наконец мы добираемся до старой курортной гостинички на берегу Северного моря, расположенной в идиллической местности между зарослями песчаного колосняка и песчаными же дюнами. Под гигантским майским небом портье чистит латунную ручку входной двери. И оглядывается на наше ржавое корыто.

– Вы забронировали?

– Разумеется, – не без едкости в голосе отвечает Ольга.

– Как же здесь красиво! – спешу улыбнуться я.

Он слегка смягчается.

– Давно ваш отель работает? – спрашиваю я.

– Мы здесь с сороковых годов прошлого века. Тогда ведь электричества не было, вот и приходилось пользоваться свечами и керосиновыми лампами, – портье обращается к Ольге и Йохану. Те рассеянно кивают. Тогда он поворачивается ко мне: – Ой, как мило, – говорю я.

– Фактически наша курортная гостиница первой в стране обзавелась дизелем в дюнах, – с гордостью продолжает портье.

– Ну это уже, ей-богу, наглость, – хихикает Ольга.