Песнь победителя

Ричард Маккей Рорти — американский философ-неопрагматист. Он прожил долгую и успешную, как сама Америка, жизнь. Родился он 4 октября 1931 года в Нью-Йорке, и был единственным ребёнком в семье. Его мать, Винифред Рорти, была дочерью известнейшего американского баптистского теолога Уолтера Раушенбуша, автора социальной концепции современного баптизма и ключевой фигуры в Евангелическом социальном движении США. Немецкие корни, кстати — хороший тон для американского мыслителя; некоторые из величайших американских умов были импортированы прямо из Германии. Лучшие из них были, конечно же, немецкими евреями, как Поппер или Штраус: святая кровь в стране святой крови — Америка может быть уподоблена золотому кольцу, оправе, в которой в качестве бриллианта сияет Избранный Народ. Но «просто немецкая кровь» — тоже неплохо: Америка, в сущности, очень немецкая страна, несмотря на язык. Надо сказать, для понимающих людей вопросы крови — самые важные вопросы в мире; вопросы теологии — тоже. Кровь и Бог — вот то, чем следует интересоваться в первую очередь, всё остальное глубоко вторично…

Разумеется, отец его был троцкистом.

Рорти сделал обычную для американского интеллектуала карьеру — образование в Чикаго, PhD в Йеле, потоптался на ниве традиционных для американского интеллектуала темах, пережил пару переворотов во взглядах. От радикального марксизма, унаследованного от отца, он, так сказать, взял лучшее. Профессорствовал в Университете Вирджинии, потом занимался сравнительным литературоведением в Стенфорде.

Как мыслитель он был эффективен. Его первая книга, заслужившая внимание публики — «Философия и зеркало природы» — вышла в 1979 году и довольно часто именуется «наиболее важным вкладом в метафилософию со времен Канта». Понятно, что это преувеличение, сделанное в коммерческих целях, но оно внушало доверие. К тому же, напоминаем ещё раз, книгу написал американец, а всё, отмеченное печатью американского гения, превосходит всё неотмеченное просто по определению.

Если отвлечься от этого обстоятельства (от которого отвлекаться, повторяю ещё раз, нельзя, но всё-таки сыграем разок в пошлую игру «незаинтересованного рассмотрения интеллектуального содержания»), вся новизна сочинения состояла в удачно выбранных образах — философского ума как зеркала, подлежащего беспрестанной шлифовке, чтобы отражать феномены, и философии как бесконечного судебного заседания (слегка кафкианского), которое судит те или иные мысли, явления культуры и так далее, чтобы их разрешить или отвергнуть. Образ, кстати, при всей своей пошлости (для неамериканца) точный: философия Канта и в самом деле построена на перенесении юридических процедур в область чистой мысли. Кант, правда, не очень хорошо разбирался в юриспруденции, что роковым образом отразилось на его философии, а также и на философии вообще. Ибо именно кантианство было принято за эталон философствования как дисциплины — о чём Рорти и рассуждает, и весьма остроумно. В дальнейшем он пришёл к выводу, что кантианство всё же имеет смысл, одно плохо, что засудили не того подозреваемого — кантовские вопросы нужно было задавать не опыту, а языку.

Дальнейшая карьера привела Рорти на страницы американских газет — а это очень высокая честь для высоколобого. Он пользовался славой «модного профессора», публичного интеллектуала, которую тщательно пестовал, не забывая развлекать публику (занятие не столь малопочтенное, как представляется иным «мыслящим людям»). Рорти, например, занимался философией Хайдеггера — и написал эссе на тему того, что было бы, если бы Хайдеггер в своё время женился на еврейке и как изменилась бы от этого его философская позиция. Как нетрудно догадаться, Рорти вообще много писал и говорил на эти темы. 8 июня 2007 года он умер от рака, успев до того опубликовать множество интервью, выступлений по разным вопросам, представляющим интерес для самых широких слоёв понятно чего.

Философию он полагал родом литературной критики, но не слишком на этом настаивал. Себя считал иронизирующим либералом и прагматистом.