Цин Цин начала мотать головой и охать. Ее учащенное дыхание эхом отражалось от стен коридора наложниц. Она знала, что не может перечить императору. Но на ее долгий век выпало три рождения троих великих людей, и каждого она растила сама. Потерять еще одного было равносильно собственной смерти.
— Выбор всегда остается за вами, мой император. Но не делайте его сгоряча.
Он не ответил ей и отступил. Желание посетить Хоу Си сгинуло туда же, куда и его милосердие. Оба чувства пропали в черной пропасти, выхода из которой не было. Император вернулся обратно, обходя высокие, тяжелые двери тронного зала. Путь его лежал во внутренний сад дворца. С недавних пор он стал домом для новых обитателей.
— Тай Фэн не знает, какую игру затеял. Бросив вызов мне, он наслал на себя пожизненное отречение от всех привилегий.
Император резко распахнул двери сада, освещенного мягким светом полумесяца. Небольшая поляна с растущими на ней персиковыми деревьями изобиловала десятками пестрых, пушистых пятен, которые постоянно перемещались. Он вошел в сад и опустил голову. На него уставились два ярко-рыжих лисьих глаза.
— Ты скучаешь по своей госпоже, не так ли? — спросил он у лисицы, протягивая руку, чтобы погладить ее рыжий мех. — Что же мне со всеми вами делать? Превращаться обратно в девушек вы не хотите. Может, пустить вашу шкуру на воротники, ведь скоро зима.
Лисица недовольно фыркнула и оскалилась, отбегая от него. Император усмехнулся и стал проходить мимо белых, рыжих, серых и черных комочков шерсти. Ему доставляло огромное удовольствие прогуливаться под визжащие звуки играющих друг с другом лисичек.
Ухмыльнувшись, он прошел в беседку и опустился на скамью. Император провел рукой по своей бороде и обратил внимание на отбившуюся от всех белую лису. Она лежала под скамейкой, свернувшись в клубок. Его сердце пропустило удар.
— Ведьма?
Реакции не последовало. Император наклонился и потрепал лисицу за шерсть. Она повернулась к нему и открыла глаза. Два изумруда блеснули в лунном свете.
— Нет. Не она… Ци Сифэнь не стала бы так мирно спать в моем саду. Ей обязательно бы захотелось увидеть меня.
Мысли о лисице-оборотне, его давней подруге, захлестнули разум волной воспоминаний.
В тот день она сама пришла к императорскому дворцу. Дикая, худая и грязная. Голубые глаза горели от голода. Ци Сифэнь умоляла оставить ее, заверяя императора, что станет его верной наложницей. И в первую же ночь доказала это. Он не мог пойти против ее магии обольщения и тем более не мог сопротивляться этим глазам. На короткое время, пока длилась весна,
Когда она была вынуждена покинуть дворец после неудачного покушения на Тай Фэна, император переживал и не находил себе места. Ведь если умрет она, его жизнь окажется под угрозой. Но на этот счет у него был еще один план, к разгадке которого так близко уже подошел его племянник. И, если ему удастся его раскрыть, император обрушит весь гнев Небес на каждого, кто посмеет встать у него на пути.
— Ци Сифэнь… Я знаю, что ты жива, иначе почувствовал бы. Интересно, под какой личиной ты скрываешься сейчас, гоняя моего племянника по пустошам империи? Моя прекрасная лисица…
Император встал и положил ладони на перила беседки, всматриваясь в полумесяц.
— Ходишь ли ты по горячим пескам, обжигая голые ноги, или замерзаешь на ветру в высоких горах? Знаешь ли ты, что твои хвостатые сестры сейчас бегают по моему саду, навсегда лишенные ласки их госпожи? Мы делим одну луну на двоих, облака над твоей головой плывут ко мне, неся на своих кудрявых волосах вести о твоем пути. Пусть они будут хорошими… — Император вцепился пальцами в дерево с такой силой, что оно заскрипело под его хваткой. — Заставь эти облака обратиться тучей, заставь их примчаться к моему небу и прошептать, что ты убила Тай Фэна.
Глава 25
Могильные огоньки на болотах
Спервыми заморозками на землю опустился и густой туман. Белой пеленой он медленно двигался под ногами двух путников. За ночь роса на траве замерзла, превратив серые, сухие космы в белые обломки того, что раньше было густой зеленой гривой, покачивалось под летним солнцем на теплом ветру. Небо приобрело серый цвет, а само светило уже несколько дней не являло свои лучи всему живому.