Глаза Тай Фэна расшились, когда его друг капризно надул губы и жалобно посмотрел ему в глаза. Он нервно собрал гадальные кости в мешочек и туго затянул его. Цзян Юн зажал ладони между коленями и поводил плечами из стороны в сторону.
— Это шутка? — Тай Фэн откинулся на спинку дивана и приподнял голову, скрывая во мраке комнаты свои покрасневшие от неловкой ситуации щеки.
Цзян Юн заметил это и ткнул его кончиком своего указательного пальца в нежно-розовую кожу.
— Ты покраснел! Конечно, шутка. Моим посланием к великим Небесам был вопрос: «Как я смогу вернуться домой?»
— …Это просто жар из-за дождя. Я простудился, наверное. — Тай Фэн быстро заморгал, и его глаз слегка дернулся от напряжения. — Мое видение совсем меня не удовлетворило… Все слишком расплывчато.
— А мы можем еще раз перебросить кости?
— Нет. Это тебе не
Цзян Юн терпеливо ожидал. Он наблюдал, как сомнение хмурой тучей оседало на лице Тай Фэна.
— В скором времени глаза империи закроются навсегда… Это последнее, что я увидел. Плохой знак.
— Возможно ли, что император умрет? — осторожно шепотом произнес Цзян Юн.
— Это исключено. Нет. Небеса ошиблись. Они наказали меня за то, что я поступил так с госпожой Чжоу Шан, за то, что не смог спасти отца… За все! — Тай Фэн сжал руки в кулаки. Он отвернулся, и его лицо исказилось от боли. Ему было стыдно показывать свои истинные чувства и эмоции.
Цзян Юн медленно протянул к нему руку, но Тай Фэн резко остановил его, схватив за запястье и с силой его сжав. Серые глаза яростно сверкнули.
— Не надо… Ты только делаешь все хуже, — прошипел он, его хватка усилилась, грозя сломать Цзян Юну руку. — Я не хочу, чтобы ты утешал меня и жалел. Я не заслужил этого…
— Ошибаешься. Отдаляясь от меня, ты наносишь себе еще больший вред, Тай Фэн. Я знаю, что тебе, возможно, никто раньше этого не говорил, но ты заслуживаешь сострадания и утешения. — Цзян Юн стойко выдерживал хватку на своей руке. Он порывисто и громко дышал. — Как и все, кто одинок в этом мире…
— Мне не нужно утешение от того, кто и сам уже одной ногой в могиле. Ты понятия не имеешь, через какую боль я прохожу каждый день, и думаешь, что, приободрив меня, дружески потрепав по плечу, все исправишь? Нет. — Тай Фэн сжал запястье Цзян Юна сильнее. Он весь горел внутри и хотел закричать от отчаяния, поглотившего его душу. — Уйди. Прошу, оставь меня одного.
— Я не хочу уходить. Ты можешь рассказать мне все, что тревожит тебя, и обещаю, я постараюсь помочь. Прими мою помощь!
Тай Фэн отпустил его. Стальной взгляд серых глаз пробирался под кожу, прожигая все изнутри. Он сидел и смотрел на Цзян Юна, не в силах пошевельнуться или что-либо произнести.
— Ты так хочешь, чтобы я открылся тебе? Так интересно знать, что скрывается под моим невозмутимым выражением лица? Для чего?
Цзян Юн некоторое время колебался, прежде чем ответить. Он потирал больное запястье и с небольшой долей страха смотрел на друга. Но он уже давно поставил себе задачу сломить все преграды между ними. Ради искренности.
— Мне действительно этого хочется. Ты тяжело скорбишь и никого к себе не подпускаешь. Я просто хочу выслушать тебя и помочь.
— Ты не вернешь мне моего отца, не обратишь время вспять, чтобы предотвратить его смерть. Тогда в чем смысл твоей поддержки?
Медленно поднявшись со своего места, Цзян Юн подошел к окну и посмотрел на затянутую облаками луну. Вдали у горизонта вспыхивала гроза.
— Мне казалось, друзья должны интересоваться переживаниями друг друга. Разве нет?
Тай Фэн прыснул и отвернул лицо с кривой усмешкой на губах. Его руки впились в ткань дивана.
— Ты что же, заинтересовался моей судьбой? У тебя совсем нет друзей, не так ли? Ты в каждом встречном ищешь спутника, чтобы положиться на него. Но сам по себе ты ничего не представляешь. Весь непонятный…
— Меня заинтересовала не только твоя судьба! Но и другое… И я вовсе не непонятный! — Цзян Юн скрестил руки на груди и уставился на Тай Фэна. Сейчас он так его раздражал своей закрытостью, своей порывистостью. Его было невозможно проломить, вывести на чистую воду и заставить исповедаться в горестях.
Тай Фэн встал и быстро подошел к нему, смотря прямо в глаза. Его окровавленная одежда жутко выглядела в ночном свете, а на бледном лице не дрогнул ни один мускул. Он напирал на Цзян Юна так, что еще чуть-чуть и тот выпадет из окна.
— А какой ты тогда? Про́клятый, скитающийся по древним землям? Незнакомец из другого мира?
— Не надо… Прошу. — Чувствуя, как он давит, Цзян Юн прижал руки к груди, сплетя пальцы. — Я хочу оставаться этой песчинкой и летать по ветру. Вместе мы сможем отправиться на край света, кружить там, и никто нас не найдет. Песчинка не погибнет в одиночестве.