– Даже вообразить жутко, каково это – целые века одиночества, – сказал он и сам поразился, как просто и гордо звучит слово правды после стольких лет беспросветной лжи. – Ни одна земная тварь не заслуживает такой судьбы. Я оплакиваю ее. Оплакиваю то, во что она тебя превратила. И то наказание, какое твой народ избрал тебе за измену, – вечное забвение, как будто и не было тебя на свете.
Малик оторвал от ближайшего ствола длинную полоску коры. Идир попробовал отползти, но деревья обступили его плотным строем и перекрыли путь.
– Однако страдания, перенесенные тобою, не оправдывают страданий, которые ты причиняешь другим. И я не позволю твоей безумной жажде мести и дальше корежить чужие жизни.
Сейчас они вместе стояли среди пустоты, под одним-единственным лимонным деревом. Идир стал карабкаться на него, но ветви ускользали из-под его рук в самом прямом, физическом смысле.
– Ты хотел овладеть моим разумом. Теперь он твой – вместе со всеми страхами, недугами и аномалиями в придачу.
Малик корой примотал Идира к стволу и накрепко связал концы.
– Я никогда не опускаю рук. Я сопротивляюсь даже тогда, когда этот самый разум грозит разорвать меня на части. Я борюсь, я спотыкаюсь, терплю неудачи и снова борюсь. Такое поведение естественно для людей, и это – единственное, чего ты в них не понял. Потому и проиграл.
Обосуме разразился визгливой бранью на разных языках, давно забытых. Когда его ругательства иссякли, Малик отошел в сторону.
– Этот разум мой. Я его господин. И я сильнее, – провозгласил он и легким воздушным облачком вернулся в свое тело.
Серный дух от костра сразу обжег глазные яблоки. Где-то на дне мозга все еще скребся Идир, готовый в любую минуту – или даже секунду – вновь сцапать его, если дать слабину.
Но эта мысль не испугала Малика. К демонам в голове он давно привык.
Главное – это его голова и его тело.
Он ими повелевает.
Захочет – подарит кому-то.
Захочет – уничтожит.
Малик отбросил в сторону зиранский меч, выхватил Призрачный Клинок и повернулся к Карине с улыбкой такой легкой, какую только можно представить.
– Прошу прощения за все эти неприятности. Мне искренне жаль.
Не говоря более ни слова, он перехватил кинжал поудобнее и вонзил его прямо себе в сердце.
34. Карина
На самопожертвование Малика она едва обратила внимание, даже не осознала толком, что произошло, ибо в тот самый миг, когда его бездыханное тело коснулось помоста, глаза ее встретились с глазами Ханане.
В жизни бывают такие мгновения, что словами не описать. Да и не нужно. Мгновения беспредельного счастья и несказанных потерь, рождений, смертей и некоторых особо значительных событий между ними.
Так вот, все они побледнели бы перед зрелищем воскрешения Ханане из мертвых.
Несколько минут, длившихся целую вечность, они просто смотрели друг на друга.
– Карина? – еле слышно выдохнула Ханане. Лицо сестры было точно таким, каким младшая принцесса его запомнила: добрым, слегка вытянутым, в веснушках.
Обряд прошел успешно.
Карина пыталась заговорить, но изо рта не вылетало ни звука. Если в жизни она о чем-то мечтала, то именно об этом, целое десятилетие ежедневных уединенных молитв принесло плоды. Но глаза Ханане вдруг расширились, и все естество Карины внезапно захлестнула волна отторжения.
Это…
Небо над головой озарилось светом. Мир снова пришел в движение. Сердце вернулось на свое место в груди. Пляска ярких огней над головою продолжалась – ослепительно серебристые сменялись кроваво-красными. Толпа бесновалась от восторга. Ни в одном из сотен прочитанных Кариной документов с детальными описаниями подготовки к Солнцестою ни о каких салютах не упоминалось, это точно. Впрочем, девушка и не замечала их – взгляд ее был прикован к воскресшей сестре.
Она жива и дышит.
Всеобщая радость и воодушевление от фейерверков оказались столь велики, что никто и не заметил, как несколько львиных кукол-фигур подобрались слишком уж близко к помосту… Вдруг раздался чей-то вопль, и из гигантских кукол на сцену, прямо к Карине с Фаридом, хлынул поток вооруженных мечами людей. Двое стражников пытались загородить собой управляющего хозяйством, но тот зычно велел им скорее уводить Ханане.
– Не трогайте ее! – едва успела взвизгнуть Карина, прежде чем ее резким рывком буквально опрокинуло в пасть одного из львов.
Она уже приготовилась к болезненному приземлению, но чьи-то сильные руки поймали ее на лету. Крепко обхватив принцессу одной рукой, Старшина Хамиду принялась другою ловко развязывать ее кожаные путы. Как только прошло первое чувство изумления, Карина вспомнила: Дозорные, прежние ее верные защитники и телохранители, теперь беспрекословно подчиняются Фариду.
– Прочь! Пустите! – заорала она, извиваясь в цепких объятиях Старшины.
– Карина, тихо! Спокойно. – Из-за плеча Хамиду высунулось залитое потом лицо Аминаты. – Здесь все – друзья, ручаюсь, клянусь! Прекратите елозить. Надо срочно выбираться отсюда!