Экономка взглянула на Йозефа, который за время нашей с ней беседы не проронил ни звука. Он не выразил благодарности, ни искренней, ни формальной, и Нина покинула нас с несколько обиженным видом. Ее шаги как будто повторяли «грубиян, грубиян, грубиян», пока окончательно не стихли вдали.
Мы остались одни.
Долгое время мы с братом молчали. Мы еще не решили, кто какую комнату займет, но ни один из нас не спешил делать выбор. Пространство между нами заполнял треск огня, беседовавшего с тенями на стене. Мне нужно было столько всего сказать Йозефу, и все же говорить было нечего.
– Ну вот,
Он посмотрел мне в глаза.
– Да. Мы здесь.
Впервые за целую вечность я увидела своего брата по-настоящему, таким, каким он был. До этого момента я считала Йозефа маленьким мальчиком, который меня оставил, – сладким, ранимым, робким. Мой Зефферль. Зефф. Но мужчина, стоявший передо мной, не был этим ребенком.
Высокий, худощавый, выше меня на целую голову. Золотые кудри сильно отросли и уже не вписывались в привычный стандарт, зато полностью соответствовали образу рассеянного гения, которому есть о чем беспокоиться помимо своей внешности. Время согнало с его щек и подбородка всю мягкость, так что он был уже не мальчишкой из нашего детства с лицом херувима, а долговязым юношей. Его утративший прежнюю невинность взгляд стал далеким и безучастным.
Однако в ясных глубинах его глаз сохранялась та неописуемая воздушность, которая трогала мое стремящееся дать ему защиту сердце с тех пор, как он был младенцем в люльке. С тех пор, как превратился в ребенка, моего брата по сердцу и крови.
– О, Зефф, – прошептала я. – Что мы делаем?
Он ответил не сразу.
– Не знаю, – сказал он, и его голос слегка дрогнул. – Не знаю.
С этими словами стена, которую он возвел вокруг себя, рухнула. Маска была сорвана, и за ней показался мой любимый брат, садовник моего сердца.
Я развела руки, готовая обнять его так, будто он все еще мальчик, а не почти взрослый мужчина. Йозеф не раздумывая бросился ко мне и обвил меня руками. Слезы, которые копились за моими ресницами с тех пор, как я ушла от Короля гоблинов, потекли по щекам. Да, я скучала по брату, но вплоть до этого момента не осознавала, как сильно.
– О, Зефф, – повторила я.
– Лизель. – Теперь это был голос мужчины, глубокий и насыщенный. В нем чувствовался весь его богатый опыт, и со временем этот голос обещал становиться только богаче, накапливая знания, как скрипка, которую время делает более утонченной и совершенной. Мое сердце отбивало болезненный такт: «Не взрослей, Зефф, не взрослей никогда».
– Как мы сюда попали? – порывисто дыша, спросила я. – Что нам дальше делать?
Я почувствовала, как Йозеф пожал плечами.
– То, что мы делали всегда, полагаю. Пытаться выжить.
Мы погрузились в тишину. Выживать мы оба умели. Так или иначе, мы занимались этим всю жизнь. В вечной борьбе за то, чтобы свести концы с концами, мы терпели не только ледяные ночи и пустые животы. Мой брат давно страдал от непомерных ожиданий нашего отца. Моих ожиданий. Я думала, что помогаю ему раздвигать его границы, но своим сочувствием лишь сделала его ношу еще тяжелее. Я не знала, как сказать ему, что я очень сожалею. Слов не хватало.
– Ты боишься? – спросила я, неспособная взглянуть на него. – Дикой… Дикой Охоты? Прохазки? Всего? Я боюсь.
Вместо ответа я услышала ритмичное биение его сердца.
– Мне страшно, – наконец, сказал он. – Но, по-моему, мне страшно с тех пор, как я уехал из дома. Страх сопровождает меня уже так давно, что я позабыл, как жить без него.
Чувство вины больно сжало мои ребра, из глаз полился новый поток слез.
– Мне так жаль, Зефферль.
Он освободился от моих объятий.
– Все уже кончено, Лизель, – мрачно сказал он. – Вот где я живу. В бесконечной дымке страха, желания и неудовлетворенности. В Вене или в другом месте – везде одно и то же.
Сквозь мое раскаяние прокралась тревога.
– А как насчет Кете? И Франсуа? Тебе не хочется поехать домой?
Йозеф горько рассмеялся.
– А тебе?
Я уже собралась ответить, что, конечно же, мне хочется, как вдруг осознала, что точно не знаю, что мой брат именует домом. Вену? Или Рощу гоблинов? Или, с тревогой подумала я, Подземный мир?
– Не знаю, – честно ответила я. – Теперь я понимаю, что Вена, возможно, была ошибкой. Но вернуться… – я прервалась.
– Стало бы признанием поражения? – мягко спросил Йозеф. Его голос звучал ласково.