«Четыре сотни гульденов за шкуру Дьявола! – кричали деревенские, развешивая на главной площади листовки с информацией о вознаграждении. – Четыре сотни гульденов тому, кто принесет нам его голову!»
Гигантский волк месяцами уничтожал овец и коз, но когда пришла зима, когда скот сдох от голода и стужи, они ощутили его ненасытные зубы на своих шеях. Деревенские знали: они – следующие. Они следующие.
Первой исчезла маленькая девочка. Она была младшей дочерью пастуха и исчезла с холмов однажды после полудня, когда над землей низко висели холодные облака. Скалы и ущелья эхом повторяли ее имя, когда деревенские отправились на ее поиски, и лишь после того, как были найдены окровавленные ленточки из ее волос, девочку стали считать пропавшей.
Следующей исчезла пятнадцатилетняя девушка, очаровательная молочница.
Следом за ней – старик, давно потерявший счет своим годам.
Медленно, но верно Дьявол сжимал кольцо вокруг них, забирая одного за другим. Священники окропляли все вокруг святой водой,
«Жертва, – сказали заклинатели волков. – Принесите жертву в пользу Дьявола, чтобы задобрить его черное сердце».
Священник выразил протест, но деревенские продолжали настаивать. Они стали прочесывать свои жилища в поисках подходящей жертвы, готовясь отвести на бойню невинного агнца.
Сначала они предложили деревенского дурачка, который не разговаривал, а только мычал. «Нет, – молвил священник. – Это недопустимое бессердечие».
Затем они предложили шлюху, выставлявшую свои прелести напоказ. «Нет, – молвили охотники. – Это непозволительная жестокость».
Наконец, они нашли маленького мальчика, всего год назад покинувшего утробу матери. «Да, – молвили заклинатели волков. – Это подходящая жертва».
Маленький мальчик был сиротой: его мать и отец потерялись, ушли или были забыты. Безымянный, некрещеный, не упомянутый в записях. Это был ребенок, на которого и небеса, и земля смотрели сквозь пальцы, ребенок, обреченный на проклятия и муки. Найденыш, подкинутый в корзинке к самому алтарю и с тех пор находившийся под опекой церкви. Его, нежеланного и нелюбимого, было не грех отдать Дьяволу, поскольку Бог его явно избегал.
Доказательство таилось в его зрачках.
Глаза мальчика были двух разных оттенков. Один зеленый, как весенняя трава, другой – синий, как летнее озеро. Колдовские глаза. «Как у
Деревенский священник отказался отдать ребенка. Он был благочестивым, богобоязненным человеком, но его доброта стала его проклятьем.
Они пришли с вилами, они пришли с ножами. Охваченные жаждой расправы, они пришли с огненными факелами. Они принесли свою ярость и страх к порогу церкви и разожгли костры. Когда стены Божьего дома превратились в дымящиеся руины, кости деревенского священника рассыпались углем и пеплом. Его останки обнаружили через три дня, когда дым рассеялся, а тлеющие головешки, наконец, остыли.
Но следов маленького мальчика не нашли. Ни пеленок, ни волос, ни умилительных детских пальчиков. Никаких земных останков, как будто он растворился в воздухе, как будто его, как туман, унес горький ветер.
Когда весенние дожди растопили зимний лед, нападения волка на деревню прекратились.
«Слава Всевышнему! – кричали деревенские. –
В течение следующих нескольких недель деревенские жители не встречали ни следов демона с сине-зелеными глазами, ни следов волка. В скованной льдом грязи остались лишь отпечатки огромных мягких лап, а следом за ними – отпечатки крошечной и изящной человеческой ступни.
Родство между нами
На следующее утро я проснулась и увидела, что моя ладонь сжимает кольцо Короля гоблинов. Несмотря на изнурительное путешествие и беспокойный сон, в голове впервые за долгое время воцарилась ясность. Ко мне вернулся обрывок сна, и я ухватилась за него, пытаясь вспомнить, что я видела, чувствовала, пережила. Но он снова ускользнул от меня, не оставив ничего, кроме ощущения полноты, как будто мой разум был колодцем, наполнившимся среди ночи.
Дверь в комнату брата все еще была закрыта. Я не знала, откроется ли она когда-нибудь, или же я навсегда оставила ее между нами запертой, выбросив ключи. Я хотела извиниться. Я хотела попросить прощения. Я ненавидела тех, какими мы стали. Мне было омерзительно то, что маэстро Антониус и Король гоблинов встали между нами, но больше всего меня раздражало то, что брат мог заставить меня негодовать из-за отрезка моей жизни, ставшего самым глубоким и плодотворным. Мне хотелось кричать на Йозефа. Хотелось разрушить разделяющую нас преграду. Хотелось его задушить. Сварить на медленном огне.
Я откинула одеяло и насильно вытолкала себя из постели.