Песни фей

злая, учится чему? –

В свете белом сохраняет

свою внутреннюю тьму.

      ***

Стережется, бережется –

и на чем еще висит,

держится? – в бел свет качнется,

и давай рыдать навзрыд.

      ***

Вся хтонической природы,

темной, влажной, – пар густой.

Невозможной ей свободы

знать не хочет над собой.

      30

А совсем и не страшно и не стыдно,

ветер западный дует, рель шатает,

площадь наша полным-полна народу,

с питием и ествой снуют, торгуют,

девки дышат, как будто перед лаской.

      31

Предал ложь – и правду тоже предал,

предал кровь свою – и тело предал.

Родину, ее войну большую,

темную природу и породу

русскую и человечью – злую,

окаянную ее свободу.

Предал жизнь свою, смерть тоже предал,

предал слово и молчанье предал.

Женщину, ее любовь и похоть,

тягость ее, верность и безумье,

красоту – по ней уже не сохнуть,

наготу – не видеть в полнолунье.

Предал свое счастье, горе предал,

предал свои мысли, чувства предал.

Бога в его силе, его свете,

памяти о нем святые книги –

как с души упали веры сети,

тело кто-то мигом подхватили.

Предал все стихии, землю предал,

предал воду, огнь задул и предал.

Дружбу – шайку, шоблу, хевру, кодлу –

никого за мной на казнь не будет –

пусть живут, пусть доживают подло

их судьбе оставленные люди.

Предал судьбы все, любые предал –

невозможные и что случилась.

      32

Какая же странность – прекрасную легкость

всем телом своим ощущать и качаться

под ветром – а так как нет веса, неловкость

простится и вниз не придется сорваться.

Какая же радость – под всеми ветрами

над миром, где страхи о мне торговались,

повиснуть, качая ногою, руками!

О, лишь бы веревки мои не порвались!

      33

Я истории эти знаю: шут твой

был дурной человек, умел смеяться

только что над упавшим, а теперь он,

хоть смешон сам собой, упасть не может.

Вертит по ветру флюгер долгоносый.

Колода убирается.

Первая интермедия закончилась.

            34

Кто гадать-то действительно умеет,

не нужны тому карты или книги,

только будущее: его так видно

ясно, прямо в упор, и все уловки –

только чтоб затемнить, чтоб не ослепнуть.

      35

Свет уходит, август сходит…

И осенняя природа

стылым соком в жилах бродит

свет-зеленого народа.

И краснеет листьев стая,

и одежды полупьяной

осени летят – нагая

ляжет в луже разливанной.

      36

Яблок, яблок-то сколько, прорва яблок!

Их тугая, тяжолая природа

сил земли так полна, укусишь – брызнут

соком сладким и пенистым. В год четный

новый ждать урожай. Большого года,

люстра яблочного такие сроки.

      37

Яблок сколько – сад скрипит

от натуги, ветви гнет,

в ночь старается, не спит,

множит плоть, удара ждет

Об землю своих пудов,

сотрясения земли –

ждет свободы от трудов,

что на пользу не пошли.

      38

Я складываю жечь костер

лом сучьев, листьев бурый сор.

Я выбрал время посреди

недели, чтобы никому

не пришло в голову следить

и доносить – зола ему

расскажет о моих делах –

опасной высоты кострах.

Смотрю в огонь, терзаю глаз

бегучей, жгучей красотой;

теплом заемным занялась

плоть серая, чадит собой.

И сад ветвями шевелит –

погреться от своих спешит.

Вожу руками по огню,

как будто потерял чего,

как будто так переменю

кровей холодных естество.

Но безопасно пламя жгу –

и сад, и руки сберегу.

      39

Вниз коробки носи, под ношей горбись,

прячь антоновку в подпол – сохранится

до весны почти, будет помянуть чем

этот год, и богатый, и счастливый.

Половины доходов бы хватило.

      40

Духовитый сок закатан

в банки – влага золотая

сохранит лучи заката

и восхода, память рая.

      ***

Будет в лете разливанном,

в дне закатанном осеннем

светить (играть) светом постоянным,

яблочным мой легкий (вещий) гений.

      41

Я расставляю на столе

закуски-снедь, бутылок ряд.

Кто в целом свете? на земле?

Я гостю сам бы не был рад.

      ***

Взял старый бабушкин сервиз –

небитых рюмок сколько здесь? –

на мой век хватит – вот каприз –

из тонких, дорогих пить-есть!

      ***

Включу смешной и старый фильм.

Мельканием не развлечен,

но хоть какой-то разговор,

знакомых лиц знакомый вид.

Как этот день я проведу,

так проживу свой новый год.

      42

Позови нас на праздник на осенний!

Мы с подарками ходим, а незваны

гостьи – как-то впадаем в исступленье,

напророчим дурного, заколдуем

кому что: кому – прялки, веретена,

тебе – перья, карандаши да ручки.

ВТОРАЯ ИНТЕРМЕДИЯ

Достается книга сказок, из нее читается.

      43

Что ж, незваная, ты, гостья,

ходишь, шепчешь? Садись, выпей.

Эй, опивки, корки, кости

лейте на нее, ей сыпьте!

Эй, собачии конуры

подметайте, ей стелите

слой – наждак, слой гнили бурой!

Чудной гостье угодите!

      ***

Не добром она пригнута,

землю пашет длинным носом,

ходит-бродит, с нами шутит

в образе простоволосом.

А угроз ее не надо,

мертвых слов о ложном деле;

вера наша ей преграда –

не достичь, увидеть цели.

      44

А с добром приходила, так прогнали,

от подарков счастливых уклонились:

мол, не в светлый день брать от незнакомых,

от породы чудной, нечистой сути.

А от злобных даров не отказаться

и принять их вам, светлым, не зазорно.

      45

Мы ходили на крестины

ради чуждой веры вашей.

Никого сильнее сына,

дочери не будет краше.

Над малюткой шелестели,

были тенью и защитой.

Вы даров не пожалели,

кладов древних, вглубь зарытых.

***