Песни фей

быстро думалось, чувствовалось томно,

на какие цветы, листы смотрелось.

      78

Роза красная растет,

дикая, в моем саду,

свет-английская – цветет

у тьмы русской на виду.

Роза малой красоты,

ароматов чуть живых,

роза дивной простоты

мне милее роз иных.

      79

И мы тоже пришелицы, нездешней

мы породы – откуда же иначе

крылья легкие, вся наша манера

щебетать без забот, летать безгрешно?

Непричастны к скорбям и злу вчерашним.

      80

Ходит моя королева,

смотрит на дальние страны,

смотрит направо-налево,

смотрит, глядит сквозь туманы –

где еще духом английским

мир оживить, встревожить,

где еще глаз обрыскать

синие дали может?

      81

О, не обойди вниманьем

сонное наше царство,

иначе безвестно канем,

сгинем в своем коварстве,

иначе станем степью,

болотом бЕз конца краю –

времени лихолетью

историю проиграем.

Щебетом вышним, дольним

ты огласи окрестность,

о королева, вольным

народам дай эту местность –

летучим, легкоживущим,

в эфирах и ниже сущим.

      82

Мы слетелись, прижились – не развяжешь

с этим местом, мы счастливы, свободны;

что не автохтонки – так и не скажешь,

только слишком для здешних благородны.

      83

Герой английский Робин

похаживает томно.

На многое способен –

пока же смотрит скромно.

Худей худого Бобин,

оголодал бедняга,

и рев бурлив, утробен,

слюна течет – яд-влага.

Сей Барабек геройский

ждет время урожая –

с картошкой он по-свойски

и брюкву уважает.

И живности отары,

стада, тьмы поголовья

готовы скопом, даром

принять его условья.

Поля, леса и горы,

пространство – мили, дали –

сглотнет, схлебнет озера,

заест свои печали.

Небесную твердь света

сгрызет неутомимый

едок, и время это,

и будущие зимы.

      ***

Не скандинавской псине

готов лежит к обеду

мир – с Англией, Россией –

со вторника на среду.

О, не безмозглой псицей

последнее усилье

над нами совершится,

над нашим изобильем.

И не восторг щенячий

над новою игрушкой

услышим – скрип скрипящий,

от челюстей идущий.

      84

Три мудреца – и я из них

мудрее всех, мудреней, да, –

по волнам вверх-вниз, на больших

зыбях, без тени и следа.

И таз гремит по тем путям,

куда нет ходу кораблям.

Скиталец бледный Одиссей,

наскучив знаемой водой,

под беглый свет звезды морей

плыл – стать ледышкой ледяной.

Наш таз эмалей не вредит,

над водной бездною скользит.

Большая мудрость нам дана –

дана, умножена на три;

Гиперборейская страна

предстала в отблесках зари.

Полярное сиянье – льды

подняли светы на дыбы.

Не простецу, умельцу вод,

но мудрецу – чтецу времен,

гребцу страничному – черед

мир до конца пройти – и вон!

Туда, куда не видит глаз,

в том, чего нет, летит наш таз.

      85

Курица-красавица

у меня жила,

пела, ряба, песенки,

хлопали крыла.

Рифма-греховодница

с ней была в ладу –

сказки сочиняются

на лету, ходу.

Были, небывальщины

чудо хороши,

не для смысла сложены –

на потех души.

Курица-красавица

пестрая была –

в сказочках-то всякое

из добра и зла.

Что-то мне запомнилось,

что-то сам наврал.

Слушайте, товарищи

и велик и мал.

      86

Когда свой королевский двор

держал король Артур,

он не был на расправу скор

и с поданными хмур.

Он веселился день-деньской,

умен/пьян наш король,

пускал к столу он в день любой

и рвань, и чернь, и голь.

Купцы к богатствам его шли

со снедью и вином

и вести дальних стран несли –

о чем? – о том, о сем.

Он рыцарей с полмира звал,

и рыцари ему

служили славно, стар и мал,

не помня почему.

Сходились в замок колдуны

провидеть-прорицать

конец времен, итог войны,

их сроки исчислять.

Поэты кельтский и латынь

мешали – песни петь

ему – о поиске святынь

и про Артура смерть.

Враги ходили рядом с ним,

но не вселяли страх,

он вышней волею храним

в боях и на пирах.

Но дочь иудина была –

и женская любовь

войну на землю навела,

проникла ядом в кровь.

Не так, как раньше, прав в бою –

в кровавом забытьи

он принял в грудь судьбу свою,

отдал долги свои.

Он зашвырнул прочь верный меч

за тридевять земель,

но сам не смог в сырую лечь

предвечную постель.

Есть суша за морями вод –

гиперборейский край,

там спит король, встает раз в год

увидеть месяц май.

      ***

Не вечно будут виды тьмы,

плохие времена –

случится после сна-зимы

английская весна.

      87

Всё вокруг нас – английская деревня,

и шиповник цветет, и люди знают

друг о друге постыдное и ревность

и родство – кто в каком живут – скрывают.

Не хватает чего? Убийства только –

чтобы сыщик, бродяга иностранный,

разбирался, старушка с парасолькой

наблюдала, мелькала непрестанно.

      ***

Ну а что, и убийства здесь бывали, –

всюду страсти, и мы людей не хуже, –

два дедка четверть века враждовали,

полуметр земли спорный был им нужен.

Время быстро течет, от близкой смерти

один спорщик вполне ополоумел:

Как же так, я уйду, и он прочертит

не по-моему край – тот, кто не умер!

Уходить с земли, не доделав дело, –

это глупо. Достал старик ружьишко.

И слезятся глаза, и три прицела

все на цель, как один. Попал не слишком.

Рука дернулась, рукав пропитался

малой кровью, тот умер от инфаркта,

не от раны, стрелок едва держался,

он и вызвал полицию, азарта,

злобы чорной хватило переставить

два столба, пока к нам они спешили.

Прав ли старый, не став с судьбой лукавить?

Много пил – так ведь оба много пили…

      ***

Ну а дальше что? – Как-то откупились.

Не сажать же: любой срок ему будет

как пожизненный. Сыновья сложились,