И сейчас вот из-за крика
Ни один не услыхал,
Этот самый горемыка,
Что-то братьям приказал.
Кровь уже лилась ручьями,
Так о чём же речь-то?
Бей братьёв! Но вдруг с братьями
Сотворилось нечто.
Братьев как бы подкосило,
Стали братья отступать,
Будто в них лишились силы,
Мужичьё их попросило
Больше бед не сотворять.
Долго думали, гадали,
Что блаженный им сказал.
Но как затылков ни чесали —
Ни один не угадал.
И решили — он заклятьем
Обладает, видно.
Ну, а он сказал лишь:
Братья, как же вам не стыдно!
ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ
Как ныне сбирается вещий Олег
Щита прибивать на ворота,
Как вдруг подбегает в нему человек
И ну шепелявить чего-то:
Эх, князь, — говорит ни с того, ни с сего,—
Ведь примешь ты смерть от коня своего!
И только собрался идти он на «Вы»,
Отмщать неразумным хазарам,
Как вдруг прибегают седые волхвы,
К тому же разя перегаром.
И говорят ни с того, ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
Да кто вы такие? Откуда взялись?
Дружина, берись за нагайки!
Напился, старик, так пойди протрезвись!
И неча рассказывать байки.
И говорить ни с того, ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
Ну, в общем, они не сносили голов —
Шутить не могите с князьями…
И долго дружина топтала волхвов
Своими гнедыми конями.
Ишь, говорят, ни с того, ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
А вещий Олег свою линию гнул,
Да так, что никто и не пикнул.
Он только однажды волхвов помянул,
И то саркастически хмыкнул:
Ну надо ж болтать ни с того, ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
А вот он мой конь, на века опочил,
Один только череп остался.
Олег преспокойно стопу возложил
И тут же на месте скончался.
Злая гадюка кусила его,
И принял он смерть от коня своего.
Ведь каждый волхвов покарать норовит,
А нет бы послушаться, правда?
Олег бы послушал, ещё один щит
Прибил бы к вратам Цареграда.
Волхвы-то сказали с того и сего,
Что примет он смерть от коня своего.
ЛУКОМОРЬЯ БОЛЬШЕ НЕТ
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет, так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили все дубы на гробы.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка,
Сказка впереди!
Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх вертопрах.
Добрый молодец он был, бабу-ведьму подпоил,
Ратный подвиг совершил — дом спалил.
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Стерегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел, кур завёл и в ём сидел,
Охраняя свой удел не у дел.
Ободрав зелёный дуб, дядька ихний сделал сруб.
С окружающими туп стал и груб.
И ругался день-деньской бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой под Москвой.
Здесь и правда, ходит кот, как направо — так поёт,
Как налево — так загнёт анекдот.
Но учёный сукин сын цепь златую снёс в торгсин,
А на выручку один в магазин.
Как-то раз за Божий дар получил он гонорар:
В Лукоморье перегар на гектар!
Но хватил его удар, и чтоб избегнуть Божьих кар,
Кот диктует про татар мемуар.
И русалка, вот дела, честь недолго берегла,
И однажды, как смогла, родила.
Тридцать три же мужика не желают знать сынка.
Пусть считается пока «сын полка».
Как-то раз один колдун — врун, болтун и хохотун,
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, Русалка, всё пойму и с дитём тебя возьму!
И пошла она к нему, как в тюрьму.
Бородатый Черномор, лукоморский первый вор,
Он давно Людмилу спер — ох, хитёр!
Ловко пользуется, тать, тем, что может он летать:
Зазеваешься — он хвать — и тикать.
А ковёрный самолёт сдан в музей в запрошлый год,
Любознательный народ так и прёт!
Без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь-не-хнычь —
Ох, скорей его разбей паралич!
Нету мочи, нету сил, — леший как-то не допил,
Лешачиху свою бил и вопил:
Дай рубля, прибью ато, я — добытчик али кто?
А не дашь — тогда пропью долото!
Я ли ягод не носил? — снова леший голосил,
А коры по скольку кил приносил?
Надрывался издаля, всё твоей забавы для,
Ты ж жалеешь мне рубля, ах ты тля!
И невиданных зверей, дичи всякой, — нету ей —
Понаехало за ней егерей!
Так что, значит, не секрет — Лукоморья больше нет,
Всё, о чем писал поэт, это бред!
Ты уймись, уймись, тоска,
Душу мне не рань,
Раз уж это присказка —
Значит, сказка — дрянь!
СКАЗКА О НЕСЧАСТНЫХ ЛЕСНЫХ ЖИТЕЛЯХ
На краю края земли, где небо ясное,
Как бы, вроде, даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.
Всё сверкает, как зарница,
Красота, но только вот
В этом здании царица
В заточении живёт.
И Кащей бессмертный грубое животное
Это здание поставил охранять,
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное, как знать.
От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах.
Ведь оно с семью главами
О пятнадцати глазах.
Сам Кащей, он мог бы раньше в рукопашную,
Но от любви к царице высох и увял,
И стал по-своему несчастным старикашкою,
Ну, а зверь его к царице не пущал.
«Ты пропусти меня, чего там,
Я ж от страсти трепещу».
«Хоть снимай меня с работы,
Ни за что не пропущу».
Добрый молодец Иван решил попасть туда,
Мол, видали мы кащеев, так-растак.