Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Так, героиню Валерии, исполняющей песню «Маленький принц»[445] в образе водителя троллейбуса Любы из фильма «Берегись автомобиля», одели в трогательную беретку, белоснежную водолазку, газовый шарфик по моде шестидесятых годов и посадили за руль старинного «пузатого» трамвая. Более того, воплощая текст песни буквально, в кадр включили левитирующего мальчика в образе Маленького принца, к нему в компанию добавили ученого-профессора и сказочника в костюме звездочета, дорисовали планету с Лисом, напустили дыма и снегопада, — словом, привлекли все возможные способы для визуального воссоздания неведомой страны. Но за этим нагромождением образов совершенно исчезла суть самой песни — получилась залакированная сказка, не раскрывающая содержание композиции. Особенно наглядно пустота и излишество выбранной формы ощущается в сопоставлении с видеозаписью песни в исполнении Елены Камбуровой. Певица сидит в студии перед абстрактным столом, который и становится в ее воображении проекцией той маленькой, невидимой, но ощутимой волшебной страны. Невероятное погружение в образ достигается минимумом средств: камера статична, декораций как таковых нет, все делается с помощью мимики и пластики исполнительницы. Ее взгляд направлен внутрь себя, нет и тени игры на публику, на первом месте оказывается сам образ неуловимого пограничного состояния между детским и взрослым миром. Магнетическая сила воображения Камбуровой затягивает за собой зрителя, а благодаря отсутствию каких-либо спецэффектов на первый план в восприятии выходят музыка и текст песни. Потрясающая искренность художественного образа достигается с помощью минимальных внешних средств.

Игорь Кондаков, определяя самоощущение оттепельного десятилетия, фиксирует качества, выступающие противоположностью ценностным ориентирам девяностых годов:

«Во время демократической оттепели в человеческих отношениях стала доминировать „горизонталь“, идея равенства людей, а не их иерархии, идея независимости, а не слепого подчинения, идея самоотдачи, а не потребления»[446].

Будучи не в силах убедительно воплотить наивность, обаяние и душевную теплоту эпохи шестидесятых, «Старые песни о главном — 2» принимаются все эти качества активно пародировать.

Так, судьбоносная любовь («На тебе сошелся клином белый свет») оборачивается вереницей мужских типажей, проходящих через жизнь героини Ирины Аллегровой, за которой в 1990‐е годы прочно закрепился образ «шальной императрицы». В итоге трогательная лирика, звучащая в песне, по выражению Сергея Гурьева, становится объектом «сального зубоскальства»[447].

Кристина Орбакайте, одетая с иголочки в стиле New Look — с белоснежной муфточкой, вуалькой на шляпке и в пышной юбке, исполняет песню от лица простой городской девчонки «Я тебя подожду»[448]. Изначальному характеру лирической героини противоречит не только гламуризированный наряд поп-дивы, но и механистичные, заученные движения танца. Все вкупе работает на образ заводной куклы — образ предельно далекий от живой девчонки из соседнего двора, которая и является настоящей героиней песни.

Не менее претенциозно-комичным оказывается и образ Владимира Преснякова, исполняющего песню «Течет река Волга». Певец предстает в а-ля крестьянской рубахе с вышитым воротом (аллюзии на костюмы ВИА «Песняры») и в кожаных обтягивающих штанах (по моде 90-х). Он задумчиво проводит по длинным русым волосам рукой в… брутальных перстнях и браслетах. Пресняков стоит нарочито статично, как бы являя типаж ограниченного в движениях певца на заре телевизионной эры, но при этом камера проделывает головокружительное панорамирование пространства. Довершает замаскированную пародию фальцетный тембр голоса Преснякова, который становится инверсией больших, поставленных голосов певцов советской эстрады.

Таким образом, «Старые песни о главном — 2» все время заигрывают с эпохой 1960‐х годов. За основу берется и доводится до лоска визуальная притягательность эпохи, воплощаемая с помощью культа вещей и предметов. Кадр до предела заполняется всевозможными деталями, навсегда оставшимися в прошлом. Но искренность и полноту чувств, которые принесла с собой оттепель, создателям второго выпуска ухватить, увы, не получается. Поэтому эти чувства начинают активно пародироваться, их отсутствие замещает тотальная ирония. В отличие от первого выпуска приемы-«перевертыши» теперь воспроизводятся уже сознательно, со стремлением как можно дальше и изобретательнее дистанцироваться от оригинального контекста.