Песни падающих звёзд

Дбор ответил не сразу. Пожевав травинку, он выплюнул её и, наблюдая, как та, подхваченная ручейком дождевой воды, уплывает в темноту, потешно скосил глаза на Семёна:

— Испугался. Одно дело, когда враг твой рубит направо и налево, никого не жалея. Тут понятно: либо ты, либо тебя. И другое, когда видишь, как душа из тела вместе с кровью вытекает, а человек — последний враг на поле — даже не пытается защищаться. Сидит просто и ждёт, когда уже всё закончится. И если его убить, окажешься единственным живым среди тел.

— Пожалел меня, значит? — прищурился Сёшка.

— Нет. Мы ж до ночи воевали. А я темноты боюсь. Не хотел один оставаться.

— Тьфу ты, — выдохнул Сёшка, посматривая на посмеивающегося орка, и хохотнул в ответ: — Врёшь ты всё. А я знаешь, что сделаю, как только домой вернусь?

— М?

— Попрошу мамку целого порося мне выделить, и на костре его приготовлю. Раньше мясо-то не любил особо, а с тобой повёлся, и теперь знаю, как даже из белки жаркое сделать! Эх… Натру солью, обложу травами, и буду есть весь день, пока ремень не лопнет на штанах, и пряжка по лбу мне не даст.

— А я, — подхватил Дбор, мечтательно закатывая глаза, — дом построю, а потом брата младшего к себе заберу. Всю жизнь в пещере жил, на полу спал и сеном укрывался. А твои истории послушал — и тоже хочу жить, как… человек. Чтоб и окошко было слюдяное, и печка, и стол резной, деревянный, и самовар чтоб…

Они снова замолчали. Ветер гулял в поле, приминая траву, и громко завывал, исполняя свою печальную песню. Сверкнули, разрезая небо пополам, две молнии — одна следом за другой.

— Дбор?

— М?

Семён стыдливо спрятал глаза и, ковыряя носком обуви землю, выпалил:

— Наврал я тебе. И про дом, и про мамку, и про порося… Вся родня моя ещё в начале сражений погибла, когда наши же войска в атаку пошли. Никого тогда не пожалели. Один дом остался пустой. Я потому на войну пошёл, что помереть хотел. Самому-то боязно… на себя руки накладывать. Станешь упырём каким, или того хуже — русалом, и живи потом в речке. А я глубину ой как не люблю, аж до дрожи. А тут, вроде б, и цель была, и оправдание… Ты прости, если что. Хотел признаться, да всё откладывал. Думал, дойдём когда до деревни — придумаю что-нибудь.

— Так и я наврал, — шумно выдохнул через широкие ноздри Дбор, и в унисон со словами заурчал его живот. — Нет у меня никакого брата: ни младшего, ни старшего. Не было никогда. У нас, орков, только по одному дети растут. Да и дома я строить не умею. Так что, найду пещеру какую, в ней и буду жить. Мне деваться некуда. Но мы ж с тобой про мечты говорили, а помечтать-то о чём угодно можно…

Сёшка просунул руку в горловину мешка и, пошебуршав там, выудил небольшой кусок сыра.

— Возьми. Ты сыру положить забыл, а я — нет. Да бери, бери, вижу ж, что голодный!

Дбор широко улыбнулся и, приняв из рук друга сыр, целиком запихнул его в рот. А когда прожевал, с благодарностью глянул на Сёшку:

— Знаешь, где рынок будет?

— Знаю. В двух часах ходьбы отсюда, как раз возле деревни моей.

— Дождь закончится — пойдём ткани продавать. И догадайся, что купим?

— Чего? — Стёшка по-детски раскрыл рот.

— Порося. Целого.

— А зажарим его тогда дома у брата твоего, давай?

— Как это? Я ж говорю, нет у меня брата…

Сёшка возмутился, шутливо пихая орка в бок:

— А я тебе кто?

Вдалеке, над кромкой густого хвойного леса, появилась небольшая полоса голубого неба, из которой выглянули робкие лучи солнца. Приближающийся закат, сам того не подозревая, становился рассветом для двух друзей: человека по имени Сёшка и орка Дбора. Рассветом новой истории, где мечты, какими бы несбыточными они не казались, с помощью друга могли воплотиться в жизнь. Точно могли.

Если бы в одинокое дерево, стоящее посреди поля, не попала молния.

Хард-кор

Дисклеймер: здесь начинается то, на что принято вешать плашку «18+». В историях присутствуют или малоприятные подробности, или жестокое поведение героев, нередко приводящее к гибели кого-либо, или нецензурная лексика, необходимая для достоверности. А то и всё вместе.

Поэтому я обязана предупредить: если вы считаете, что рассказы должны нести только доброе, светлое и вечное, где каждый секс заканчивается свадьбой, а смерть — это что-то эфемерное, расположенное лишь в словаре между словами «смердеть» и «смести», то рассказы ниже покажутся вам грубыми и злыми. А они просто с толикой правды. Некоторые и вовсе состоят из обрывков реальных историй, сшитых мной при помощи магии и крепкого слова.

В конце концов, избегать тем, наполненных неприглядной жестокостью, человеку, который всё детство смотрел, как умирает Муфаса, не позволяет совесть.

Грешники

За окном сгущались тучи. Ярко-оранжевая луна выглядывала сквозь них всё реже и реже, пока совсем не скрылась за пеленой.

Арсений с раздражением воткнул сигарету в пепельницу и, разогнав дым рукой, пододвинул ноутбук. История никак не начиналась. Более того — даже первая строка выглядела нелепой и чересчур пафосной.