Песни вещих птиц

Андрей закрылся ото всех. Говорил редко и по необходимости. Ночами сидел и смотрел в усыпанное звёздами небо. Луна светила, сверчки пели, травы пахли. Обычная летняя ночь. Только вот теперь без неё. Уже третья. Воспоминание об огненных рунах вокруг догорающего костра не отпускало. Может, и правда бабка Пелагея что подсказала? И не такой уж бред несли девчонки? Потустороннее… А любимая что же, очутилась по ту сторону? Ведь нигде её нет, ни живой, ни мёртвой. Поговорить с сёстрами Марьяны не хватало сил. Андрей не мог даже выйти из комнаты до темноты. Сидел в четырёх стенах и винил себя. Старался надеяться. Он призывал рассудок изо всех сил, но тот лежал в нокауте, сражённый душевной болью.

В эту ночь он вышел за ворота, отправился вдоль по улице, за поворот. Там дома строились не так плотно, как в центре деревни, а совсем на отшибе стоял…

«И зачем я сюда пришёл?» – подумал Андрей, очнувшись. Ноги сами привели его к покосившемуся забору под старой яблоней. В окошке всё так же горел свет. Андрей ступил на двор, удивляясь, что был здесь всего три дня назад. Казалось, прошла целая жизнь. Он поднялся на крыльцо, постучал, словно в бреду.

Дверь отворилась. Пелагея Ивановна посмотрела на него с жалостью, укоризненно покачала головой:

– Ну, заходи, раз явился.

Она провела его в гостиную, указала на старое выцветшее кресло, Андрей покорно сел.

– Не удержал, значит?

– В смысле – не удержал? Она что, сама ушла?

По спине пробежал неприятный липкий озноб. Хотелось поскорее уйти прочь, но в груди кольнуло: снова идти туда, где нет её… Старушка как ни в чём не бывало стала хлопотать над чаем.

– По своей, по своей. Сам уже подозреваешь, что колдовство творилось. А знаешь, в чём дело? Слишком ты здешний, Андреюшка, слишком… Земной, что ль? А Марьяна – она не того поля ягода. Да и сёстры её, и Лёшка, видишь, какими оказались. Думаешь, только сейчас с потусторонним встретились? Нет, голубчик, они к такому давно готовы были, уж ты мне поверь.

Чай в треснувшей кружке пах едва уловимым волшебством – тем самым, которое он ощутил на реке, у рунического круга. Вовек теперь ни с чем не спутает.

– Я тебе вот что, Андреюшка, покажу… – Пелагея Ивановна присела у сундука, открыла позолоченным ключом, попыталась поднять тяжёлую крышку, но схватилась за спину. – Не подсобишь?

Сундук был забит старинной утварью. Пелагея Ивановна, кряхтя, порылась среди добра и вытащила со дна тряпичный свёрток. Бережно положила на стол, потом выудила ещё и клубок серебристых ниток.

– Всё, можешь закрывать, – махнула она рукой, и Андрей опустил крышку. Старушка замкнула сундук.

В тряпицу была замотана щербатая тарелка с голубым ободком: такие хранятся в каждом старом серванте. Пелагея Ивановна взяла румяное яблоко из корзины и неожиданно ловким движением пустила его по ободку тарелки. Яблоко покатилось по кругу.

– Грядущее показывает, – объяснила Пелагея Ивановна и пробубнила под нос: – Да не всегда то, что хочется. Бывает, как покажет, поди пойми…

Фарфоровое дно расплылось, зарябило – и на нём появилось изображение. Андрей склонился над столом, встряхнул головой, словно отгоняя видение, нахмурился.

От вида знакомой комнаты защемило сердце. Сколько раз он в ней бывал? Сидел на кровати, обнимал Марьяну, смотрел с ней фильмы, установив ноутбук на старинный стол с пузатыми резными ножками – несуразное выходило сочетание… Не то чтобы он не видел эту старую прялку в комнате невесты раньше, просто не придавал значения, были и другие интересы. Но сейчас прялка ожила. Его тёща сидела за ней и сосредоточенно работала – выходила чудесная пуховая шаль. Мать пряла в комнате пропавшей дочери. Закончив работу, она передала шаль бородатому человечку, который появился из шкафа.

Андрей закрыл глаза, пытаясь уложить образ в голове, а когда снова открыл, увидел только фарфоровое дно с паутинкой трещин.

– Что это всё значит?

Пелагея Ивановна потёрла лоб.

– Значит, далеко зашла твоя возлюбленная, в самую лесную чащу, где лучами солнца не согреться.

– Так она всё-таки в лесу?

Старушка лукаво улыбнулась, морщинки собрались вокруг глаз.

– В лесу, сынок, да не в том, о котором ты думаешь. Там покружить придётся, побродить. Невесту найти да себя не потерять.

– А что же это блюдце показало? Неужели и мать её знает?..

– Хватит вопросов, – строго оборвала Пелагея Ивановна. – Решай, идёшь домой и стараешься жить обычной жизнью или… ищешь дорогу к ней?

– К ней, – услышал он свой голос.

Пелагея Ивановна кивнула, взяла клубок ниток и отдала его Андрею. Не успел тот сжать руку, как клубок выскочил и покатился – прочь из комнаты, да в сени, да на порог…

– Не стой, беги следом! Думай о той, кого ищешь!

И Андрей бросился вдогонку. Вскоре он оказался за воротами, а потом и на мосту. Перейдя через мост, вздрогнул, как от холода, но не оглянулся. По тропинке, что вела к реке, добежал до опушки. Клубок катился прямо в ночной лес, полный суеверных ужасов – чужой, вовсе не тот, который Андрей помнил с детства. На мгновение он замер, оцепенев от страха.

«Не удержал», – слова стукнулись в виски.