Песня чудовищ

– Станут противиться, если костяные начнут изменять людей колдовством. Если Смерть станет считать себя выше остальных. Как Стальга, до того изменившая тела и сознание своих учениц, что они обернулись чудовищами, когда её сила оказалась на свободе.

– Но вы не ответили. Зачем это вам?

– Вы, Михле, удивительная вьюжная. – Вьюга тепло улыбнулся ей, но Михле не могла поверить в его благие намерения. – Вам нечего терять, поэтому вы мне дерзите. Но я ценю, когда передо мной не заискивают и говорят честно. Я обещал своему наставнику и девоптицам, что позабочусь о благополучии Серебряного леса. Килата прокляла царскую семью – прокляла своей силой Смерти, но я думаю, что ответное колдовство того же рода должно сработать в обратную сторону.

– Снять проклятие? Колдовство перестанет приносить несчастья царским детям?

Михле пыталась придать своему голосу недоверчивость, но её заинтересовало, что говорил Вьюга.

– Верно. И девоптицы тоже перестанут загораться вблизи царей. А Серебряный лес и вовсе получит такую мощь, что разрастётся вширь и вдаль. Аларии и Стрейвину не придётся воевать за него, яблок хватит на всех.

– Почему вы не предложите это другим верховным?

– Потому что они не поймут, из-за чего я озаботился проклятием царской семьи. Им удобно воевать: иногда подкармливать лес, иногда затевать стычки за него. Я и сам подкармливал его до недавней поры, пока меня не осенило: можно разом решить множество задач, всего лишь повернув запретную силу в нужную сторону.

– Это всё ради неё? Ради аларской царевны?

– Из-за неё в том числе. И для того, чтобы исправить ошибку Килаты. Мой… отец любил её.

Михле поджала губы и несколько раз медленно кивнула. Царевна была похожа на женщину, ради которой мужчины готовы на безумные поступки. Высокая, статная, с красивым подвижным лицом и густыми волосами цвета зимней ночи. Совсем не такая, как Михле.

– Я прослежу, чтобы всё прошло как надо, – добавил Вьюга.

– Ладно, – сдалась Михле. – Идёмте.

* * *

Рагдай закутал лицо тканью, оставив только глаза: из-за сумасшедшей скачки ледяной воздух вместе со снегом мешали дышать. Над головой проплывал яркий синеватый месяц, верный конь едва касался ногами земли, от разгорячённого тела валил пар.

В голове укладывалось с трудом: он, воевода Ружана Радимовича, скачет в Стрейвин на заговорённом коне. И не просто скачет, не по своей воле, а наслушавшись речей верховного колдуна – того самого, чьи силы едва не сгубили его однажды.

Вдруг колдун их обманет? Вдруг утаил правду? Но ведь он, напротив, предупреждал не делать этого. Это Рагдай сам решил: раз колдун отговаривает, то нужно поступить наоборот.

Он промчался мимо аларского города, лишь ненамного уступающего в размерах Азобору, забрал по узкой дороге к западу. Вдалеке по правую руку виднелись вершины Серебряного леса, но в этот раз Рагдай даже не думал о нём.

Когда впереди стали возвышаться пограничные заставы Аларии, он погнал коня под своды елового бора. В темноте стремительного всадника на чёрном коне не заметили: он проскакал так быстро, что на заставе даже не успели бы поднять шум.

Рагдай держался ближе к морским берегам: слева чернели каменистые обрывы, задувал солёный ветер, и в голове искрами вспыхивали непрошенные воспоминания: такой же солёный ветер, только смешанный со снегом, нечеловечески ледяной, рвёт паруса, одежду, тела… Перед глазами замелькали изуродованные лица и оледеневшие воины. Рагдай не соврал Ружану: он тоже помнил тот день, и погибшие ему снились. Он так же ненавидел этого Вьюгу, но сейчас важнее было другое.

Перед отъездом Михле шепнула ему про чароводную реку: она совсем маленькая, скорее ручеёк, и протекает недалеко от границы. О ней даже сами стрейвинцы мало знали, но Михле всю жизнь прожила рядом с ней, в деревеньке на болотах.

Он отыскал её к рассвету: тонкий ручей с чёрной водой, не замерзающий даже в зимнюю стужу. Вода закручивалась воронками, текла с упрямой скоростью, а по берегам росли кряжистые ольхи и ели, сплетаясь ветвями над головой.

Рагдай присел на колени перед рекой и задумался. Вдруг он ошибся? Вдруг лишь потратит время и не поможет Ружану? В ветвях закаркали вороны, сидя в своих гнёздах, похожих на меховые шапки. Рагдай закусил губу и подумал: пристрелить бы одного и проверить, подействует ли сила реки? Но нет: ворон-то наверняка не впитал в себя колдовство, разве если наклевался чароплодов…

Достав нож, Рагдай расчертил себе руку длинным порезом. Он снял крышку с одного туеска и набрал воды против течения, а потом плеснул себе на руку. Порез затянулся. Довольно хмыкнув, Рагдай наполнил оба туеса: один – по течению, другой – против. Отряхнулся и вновь вскочил на коня.

Осталось отыскать хоть какого-нибудь зверослова, чтобы он вновь заговорил коня, потому что колдовство Михле уже начинало рассеиваться. Сильно хотелось есть, и Рагдай на ходу сунул в рот сухарь, а коня подкормил овсом и кусочком сахара.

Если Прародительница поможет, он скоро вернётся к Ружану.

* * *