Песня чудовищ

– Военег говорит, Нежата повенчана с верховным вьюжным колдуном. Можешь такое представить, Рагдай?

Рагдай медленно кивнул:

– Могу. Сам слышал такое, но не думал, что прямо-таки с верховным.

– А вот я не мог представить. Но пришлось. С Вьюгой! Помнишь его? Ты помнишь, Рагдай?

Настроение Ружана вновь переменилось. Он всегда таким был – как ветер над рекой. То сносит головы, то ласкает, то затихает – и всё за одну минуту. Но после истории с девоптицей и смерти царя стал ещё злее, ещё порывистее, смеялся громче, двигался резче, а если успокаивался, то мог надолго замереть, даже не моргая. Ещё и тени нет-нет да пробегающие по глазам… Рагдай силился не показывать, насколько обеспокоен.

– Помню Вьюгу, как не помнить.

– И я.

Ружан приблизился вплотную, глядя на Рагдая широко раскрытыми глазами. Губы его тоже приоткрылись, будто от удивления, длинные ресницы подрагивали.

– Я просыпаюсь ночами, – медленно проговорил Ружан. – Почти каждую ночь. Я вижу их: белых, с синими губами, с бородами, покрытыми льдом. Вижу, как быстро ветер разъедает чёрные язвы на коже, обнажая кости черепов. Я слышу их, Рагдай. Слышу крики, срывающиеся на хрип. Слышу, как оледеневшие тела падают на палубу. Тук-тук-тук – словно мешки с костями. И я проклинаю тот день, Рагдай. Проклинаю Стрейвин и проклинаю отца, который позволил мне повести войска в той битве наравне с Военегом. Только тебя, Рагдай, не проклинаю, потому что, если бы тебя не было рядом, я бы давно сошёл с ума… И это он виноват. Проклятый колдун.

Царевич вцепился руками в плечи Рагдая и упал лицом на его грудь. Дохнуло кислым хмельным дыханием, и Рагдай неловко обхватил Ружана поперёк спины.

– Ты пьян. Не думай о них. Просто не думай. Слышишь?

Ружан всхлипнул. Так странно было слышать этот беспомощный звук от старшего царевича, при виде которого мужчины вытягивались в струнку, а у женщин щёки загорались алым.

– Они сами приходят. Нет! Они живут в моей голове. Убери их, Рагдай! Прогони…

Со стоном Ружан опустился на пол, к ногам Рагдая. Тот вспыхнул от неловкости и неуместности этой сцены – будущий царь на коленях перед воеводой, да что это такое? И тут же подумал иначе: друг перед другом – так звучит лучше. Крепко обхватив Ружана за плечи, Рагдай поднял его.

– Прогоню, только вставай. И не думай больше плакать.

Ружан тяжело поднялся, хватаясь за Рагдая так, что тот с трудом удержался на ногах. Жилистое мускулистое тело царевича будто стало каменным, неповоротливым и невероятно тяжёлым.

– Они проклянут меня? Будут сниться до самой смерти? И после смерти не оставят?

Ружан с мольбой заглянул в лицо Рагдаю. Ледяные глаза с хитрым прищуром смотрели сейчас жалобно, умоляюще. Рагдай отвёл взгляд и положил ладонь на мягкие Ружановы кудри.

– Всё будет хорошо. Не думай о них. Выгони из головы. Как выгнал я.

– Ты правда выгнал?

Рагдай дёрнул плечом – не ответил ни да ни нет.

Он несколько лет пытался. Поначалу воспоминания были так ярки, что душили не то что ночами, но и днями тоже. Та битва была страшнейшей – но ни капли крови не упало на палубы царских ладей. Вот оно, истинное коварство колдовства: оно заставит тебя медленно сгорать в безумии, лишь однажды показав свой оскал.

Царь Радим тогда впервые осознал, что его болезнь не отступит, пока не вытянет из него жизнь до последней капли, и поставил старшего сына вместе с воеводой командовать флотом, когда Стрейвин попытался пробраться к Серебряному лесу через устье реки Белой. Дело было поздней осенью, лёд ещё не встал, но вьюжные колдуны уже вошли в силу – перевес был на стороне Стрейвина.

Худший союз – для врагов, разумеется, – вьюжные со штормовыми. Так и вышло в тот раз. Корабли Аларии сдавались один за другим, мачты ломались, промерзали насквозь, словно сухие веточки. Палубы заледеневали, паруса вставали колом, когда от воды поднимались снежно-ледяные вихри, налетали на корабли, окутывая их страшными белёсыми коконами. Рагдай помнил, какие крики доносились с обледеневших палуб: резкие, высокие, они взвивались и обрывались хрипами через несколько коротких мгновений. Вскоре корабли разламывались, как перемороженные рыбины, рассыпались на куски. Море поглощало их, сжирало серыми пенными волнами, а снежные вихри принимались кружить в поисках новой жертвы.

Когда буран обступил их судно, Рагдай уже едва держался на ногах от мороза. Он цеплялся за борта, обмотав руки парусиной, и всё равно не чувствовал пальцев, только тупую боль. Он постоянно оглядывался на отца, чтобы убедиться, что Военег видит: он не сдаётся, всё так же готов сражаться наравне с ним. И Ружаном.