Песня чудовищ

Царевич стоял на корме, вглядываясь в даль. Конечно, он не мог ничего разглядеть: колдовской буран был слишком плотным, стужа всё крепчала, вгрызаясь в лица холодом. В сторону стрейвинских ладей летели редкие стрелы, но большинство аларских воинов уже либо погибли, либо были не в состоянии держать лук. Да и толку от луков не было – тетивы промёрзли и не гнулись, многие и вовсе лопнули. Рагдай позвал Ружана, но тот только отмахнулся. Кто-то из команды кричал об отступлении, но всем другим было ясно: даже если повернуть к берегу прямо сейчас, неминуемо встретишь смерть. Стараниями колдунов море сковало льдом, из-за бурана не было видно ничего дальше носа судна, да и если бы удалось сменить курс, наверняка можно было бы наткнуться на обломки других кораблей. Тогда Рагдай понял: ещё немного – и они тоже погибнут. Как весь аларский флот.

Он вспомнил, как за спиной раздался сиплый вскрик. Один из ратников покрывался инеем и воздел руки к лицу, скрючив пальцы, словно его мучил зуд. Рагдай с ужасом наблюдал, как ветер треплет полы одежды мужчины, заставляя ткань стыть колом, и ломкая ледяная корка покрывает его кожу. Спустя пару мгновений мужчина упал на палубу с сухим стуком. Рагдай вздрогнул и обернулся. Остальная команда тоже поддавалась натиску бури. Иные гребцы сразу падали замертво, роняя вёсла, у других мороз разъедал глубокие язвы, сквозь которые проступали кости. Перед Рагдаем упал стрелок: вместо щёк у него зияли дыры, в которых просвечивали зубы, а нос провалился внутрь.

– Скорее! – рыкнул Военег, хватая Рагдая в охапку. Отец швырнул его к Ружану и сам навалился сверху, укрывая обоих юношей своим тулупом.

От удара воздух вышел из лёгких, и Рагдай захрипел, глотая стужу.

Воспоминания о том страшном дне застряли в горле, посылая дрожь вдоль хребта. Если бы не Военег, все они замёрзли бы насмерть и не было бы сейчас ни царевича Ружана, ни самого Рагдая…

– Нет, – выдохнул он, продолжая гладить Ружана по волосам. – Я старался, но они по-прежнему со мной. Где бы я ни был. Такое нельзя забыть, но можно попробовать отпустить. Отпусти их, Ружан. Пусть покоятся с миром.

– Быть может, стоило отдать им тогда Серебряный лес, – едва слышно шепнул царевич. Он успокоился, стал смирным, как ласковый ягнёнок. Тяжесть его тела приятно лежала на груди, на руках, и Рагдай не двигался, будто боялся спугнуть его. Боялся, что после кратких мгновений покоя царевич станет ещё более вспыльчивым, чем обычно. Будто ветер, угомонившийся к вечеру, чтобы в ночи разразиться грозой.

– О чём ты говоришь? Отдать священные земли вместе с девоптицами? Алария чтит их. Нельзя пускать вражью стрелу себе прямо в сердце.

– Тогда мои воины были бы живы.

Ружан едва ворочал языком, будто разом обессилел. Рагдай убеждал себя, что виной тому лишь вино, которого будущий царь стал пить слишком много.

– Войны разгораются, чтобы в них пали лучшие, – успокаивающе произнёс он. – Не бывает войны без смертей.

Ружан зашевелился, поднял голову и отстранился, разглядывая Рагдая покрасневшими глазами. Хотя бы не чёрными – уже хорошо.

– От них одни беды. От этих чудовищ. Кто они, Рагдай? Ты уверен в том, что птицы с женскими лицами – то, что Аларии стоит беречь и чтить? Раз Стрейвин так хочет владеть ими, так пусть забирает. Чтобы никто больше не погибал за них.

Рагдай не сразу нашёл что ответить – так непривычно звучали эти слова из уст Ружана, того, кто ради власти приказал изжить со света родных братьев.

– Девоптицы – символ Аларии, – мягко повторил Рагдай. Он попытался поймать руки Ружана и усадить его, но тот закусил губу и отошёл к окну, отвернувшись. – Упустишь их – народ тебе не простит. Вернее…

– Не простит тому царю, кто сделает это, – отозвался Ружан. – Я понял, о чём ты. Хоть я и остался единственным сыном Радима, хоть я и достал отцу проклятую птицу, я ещё не коронованный царь, даже ты спешишь напомнить об этом.

– Извини. Я не то хотел сказать. – Рагдай смутился. – Коронация всё равно скоро состоится, в этом никто не смеет усомниться. Но неужели ты считаешь, что девоптицы – средоточие зла?

– Порождение чьего-то колдовства, – поправил Ружан. – Что это за твари? Почему больше нет подобных им? Что за проклятие в их голосах? Ты видел эту девчонку, Литу. Признаюсь, я никогда не испытывал таких смешанных чувств. Отвращение, восторг, неприязнь, вожделение… Нет, это не священное существо. Это было похоже на прикосновение тьмы. Правильно ли то, что в нашей стране так чтят нечто колдовское, но воюют с самими колдунами? Ты ведь знаешь: колдовство нельзя допускать к царской семье, иначе корона падёт, а Аларию захлестнёт череда несчастий.

– Ты уже связался с колдовством, – осторожно напомнил Рагдай, снова ощущая себя крайне неловко. – Писем всё больше. Назад пути нет.