– Завидую моему брату, – вдруг тихо сказал Аспер, оглядываясь на девушек, идущих за нами. – Он не обременён долгом, как я.
– Я думала, он присоединится к нам.
– Как видите, он пренебрёг своими обязанностями. Впрочем, для него такие поступки – не редкость, – усмехнулся велар. – Долг – тяжёлая ноша. Поэтому, когда зов долга совпадает с велением сердца, это можно почитать за высшее счастье, не правда ли?
Я кивнула, еле дыша. Это что, признание? Велар довёл меня до развилки дорожек и с явным сожалением отпустил мою руку, извинился и протянул локоть Бланке.
Пришлось немного отстать – стайка девушек тихим щебетанием мешала сосредоточиться на своих мыслях. Я шла и поглаживала пальцем родовое кольцо. Высшее счастье… Моя мечта исполнится!
Наверное, я всё же немного сошла с ума: считала, сколько шагов Аспер проходил с каждой из девушек. Не то чтобы я была не уверена в себе, но всё же рассудок настойчиво требовал подтверждения тому, чему так радовалось сердце. Зов долга совпадает…
– Я нравлюсь ему, – безапелляционно заявила я Амалии, когда Аспер тепло попрощался с нами у выхода в сад, и я словно на крыльях прилетела в комнату подруги. – Это ясно. Ах, как я счастлива! Стать женой велара… Роскошь и слава…
Прохладное шёлковое покрывало зашуршало – я откинулась на него. Амалия сидела молча, прикусив губу, и смотрела в окно. Я глянула на неё, тут же встревоженно вскочила и бросилась к подруге.
– Что… Что такое?!
– Отец говорит, лар Римтан ведёт переговоры с домом Улвино. Лар Улвино, видимо, не надеется на брак Марисы с веларом. Решил породниться с вами так. Через Сирила.
Я закрыла глаза, прижалась лбом к виску Ами. От её волос пахло печеньем, и сердце разрывалось от боли за неё. Перед глазами стояли зажатые в тонких пальцах ракушечные бусы. Нам с ней было по двенадцать, когда брат привёз их.
– Хочешь, поговорю с Сирилом? – предложила я в отчаянии. – Дядя ведь не заставит его… Он не очень одобряет такое.
– Я сделаю то, что задумала, – прошептала Амалия.
– Так нельзя… Это запрещено!
– Он не сможет жениться на ней, если на нём будет моя кровь, – горячо, сбивчиво шептала Ами, притянув меня за рукав. – Иони, послушай, это единственный выход… Я знаю, что меня будут пытаться заставить снять метку, и должна знать, что ты на моей стороне… Хоть кто-то должен быть на моей стороне! – чуть не плакала она. – Это же так просто… Капля крови с пальца, несколько слов – и он станет моим… Вернее, не сможет стать чьим-то ещё, пока я не откажусь от метки… Но я не откажусь!
Её руки дрожали, и это напугало меня. Куда подевалась моя рассудительная, спокойная Ами? Передо мной была яростная, дрожащая от ревности и страха девушка, готовая нарушить один из главных законов асаллари ради своих чувств.
– Ты пугаешь меня, – прямо сказала я, отстраняясь и отбирая свой рукав из её пальцев. – Это шантаж. Эта метка ставится на того, кто лишил девушку невинности против её воли, чтобы преступник не мог избежать наказания. Её нельзя использовать просто так.
– Да что ты говоришь! – горько воскликнула Ами, поворачиваясь ко мне. – Сама-то ты отдала бы своего велара какой-нибудь там Бланке или Юне, зная, что можешь получить его, пусть даже вот так?! Отдала бы?
– Я всё равно не знаю этих слов, – пожала я плечами. – Какая разница…
– Индесине той полвере ме блук! – крикнула Ами. – А я знаю! Я знаю и привороты, и метки, и кровный ритуал! И если это нужно будет, применю всё, что угодно!
Она резко отвернулась к окну. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на комоде.
Глава 13. Тили-тили
Мне нечего было сказать Ами. Исполнение моей мечты, моё счастье отодвигало её мечту, делало почти недостижимой. Я шла в свою комнату, пытаясь выкинуть из головы слова, которые будто выжгло на моей памяти. Блук… Какой, в Бездну, ещё блук? Это запрещено, запрещено!
– На вас лица нет, – заметила Нава, подняв бровь и беспокойно вглядываясь в моё лицо. – Съели что-то не то, видимо.
Я жестом отослала её. Она дерзко хмыкнула, закрывая дверь, а у меня не было ни сил, ни желания ей что-то выговаривать. Я отчаянно не хотела думать об Ами – это омрачало моё счастье. Но не думать не могла.
Проклятье! Я ходила по комнате, ложилась на кровать и снова вставала, а когда вконец изнемогла от мыслей и в кровь искусала нижнюю губу, опомнилась и вызвала Наву.
– Подготовь меня к вечеру, – сказала я и стиснула зубы.
– Лара, вы даже мне сказать не дали. Сегодня, девушки шептались, будут игры и номера, – сообщила Нава, доставая шпильки и заколки из ящичка туалетного столика. – Шарады и всё такое. Будете терзать велара тарроном?
– Ты что несёшь, – возмутилась я. – В каком смысле терзать?
– Я, конечно, извиняюсь, но в таком настроении таррон у вас будет лишь орать или стонать. Не знаю уж, что хуже.
– Я умею контролировать свои пальцы и свой таррон.
– Да-да.
Нахалка! Я вскинула бровь, а Нава изобразила туповатую горничную, которой всегда прикидывалась, если чуяла мой гнев. Иногда меня забавляли эти её игры с огнём, но сегодня настроение было не то. Ой, не то!
– Вон, – процедила я сквозь зубы. – Чтоб я тебя не видела.