Песня первой любви

…техасские штаны московского производства… — Джинсы, которые шили на фабрике в подмосковном городе Верея. Там теперь изготовляют всякие торжественные флаги с позументами.

…лавсановая рубаха… — Лавсан — аббревиатура слов лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук, торговое название полиэтилентерефталата и полиэфирного волокна, некогда модный синтетический материал. Тогда считалось, что хлопок уже отжил свой век и дальше все всё всегда будут носить «из синтетики». Недавно видел во Франкфурте демонстрацию против меховых шуб, сделанных из шкур добрых убитых животных.

…во время физиков, которые все понимают и ироничные. — Пересмотрите знаменитый тогдашний фильм «9 дней одного года», и вам станет более ясно, о чем я тогда говорил, подпуская словесного тумана.

…собачатину, пакость — в разделку пускал, негодяй! — Недавно видел по телевизору, как московские менты накрыли подпольный корейский ресторан, который занимался тем же самым, а виноват оказался лишь потому, что не платил налогов.

…упал человек, кочегар с пивзавода, в пивной чан… — Реальный факт эпохи пьяного социализма, «свободная вещь», как выражался в подобных случаях лучший русский писатель ХХ века Андрей Платонов (1899–1951).

…стала гвоздем сезона, символом-1 нашего яркого лета, лета молодых, лета-67. — Странное это было лето, на следующий год Брежнев танки в Прагу ввел, евреи срочно в Израиль засобирались, физики стали диссидентами, лирики принялись пить портвейн в немыслимых количествах, создавая «вторую культуру». Мой будущий старший товарищ, грядущий подельник по альманаху «Метрополь» и крестный моего сына В.П.Аксенов (р. 1932) пить, наоборот, перестал и приступил к тайному сочинению одного из лучших своих романов «Ожог».

…боюсь, трудно будет напечататься… — «Всегда догадлив был» (М.Булгаков (1890–1940), «Мастер и Маргарита»). Про этот рассказ мне написал в частном письме великий мэтр и редактор суперпопулярного тогда журнала «Юность», выходившего миллионными тиражами, друг М.А.Булгакова В.П.Катаев (1897–1986). Что он разочарован концовкой рассказа и моей неизящностью, переходящей в грубость, хотя мои опусы и «показались ему интересными». Поразительно, что письмо это, адресованное совершенно неизвестному ему сопляку, приславшему рукопись не в журнал, а на его домашний адрес в Лаврушинском переулке, было написано от руки, а не напечатано на бланке, как это водилось у всех советских литературных чиновников. Я В.П.Катаева уважал и уважаю до сих пор, хоть он и косил всю жизнь под советского. Вот уж кто умел слова ставить в правильном порядке! Печататься в «Юности» он мне не предложил, а, наоборот, посоветовал, хорошо зная советскую реальность, «не бросать основного места работы». Я завет мэтра, кажется, выполнил.

Ясные цели

Однажды один молодой, подающий очень и очень большие надежды художник получил самостоятельную мастерскую в новом доме.

Это событие очень обрадовало нашего живописца и графика. Он собрал вокруг верных друзей и обратился к ним с краткой речью:

— Дорогие друзья! Как видите — я наконец имею самостоятельную мастерскую в светлой и солнечной мансарде. Ее площадь 64 квадратных метра. Я размещу там свои полотна, пока еще не проданные, вследствие некоторого непонимания толпы…

При этих словах у другого молодого и тоже подающего надежды художника в возрасте сорока пяти лет дрогнуло сердце. И он зашевелил лицевыми мускулами.

— … разумеется, слово «толпа» употребляется мной в шутливой форме, — продолжал первый художник. — По данным «Курьера ЮНЕСКО», признание массами творчества запаздывает в среднем на пятьдесят лет. Но я надеюсь сократить этот срок, потому что вижу перед собой ясные цели.

А у сорокапятилетнего молодого художника были очень расстроены нервы. Он дернул плечом и хмыкнул.

— …кроме того, я смогу наконец спокойно писать обнаженную натуру без всяких поползновений со стороны моей милой женушки. Замечу, кстати, что меня не интересует обнаженная натура как таковая. В голом, в так сказать, чистом виде я даже считаю ее вредной для восприятия.

Тут все посмотрели на сорокапятилетнего. Он последнее время работал исключительно «ню» да вдобавок еще и ударился в мистику. Обнаженные ведьмы, весьма соблазнительные на вид, хотя и страшные, сплетали хоровод на его полотнах: летали, падали, валялись на кроватях.

Все тут посмотрели на художника. Завязывался творческий спор.

Нервный художник закрыл лицо ладонями и долго молчал. Потом он раскрылся, и все увидели, что он красен и страшен.

— Успокойся, успокойся. Выпей воды, — дружески посоветовали ему друзья.

Но он не стал успокаиваться, а наоборот — закричал тонким фальцетом: