Читаем Песня первой любви полностью

— Не стану врать, — сказал он окну. — Не стану врать, я — верую. Но не в ее дурацком смысле этого слова. Не стану даже врать, что я ее люблю, я этого врать не стану. Вполне возможно, что я ее не люблю, но, но…

Саша круто развернулся.

— Но — ребенок. Понимаешь, жениться, я, конечно, не хотел. Но, понимаешь, я вдруг с пронзительной ясностью ощутил, что ребенок от Веры — это совсем другое, чем сама Вера. Понимаешь, даже если и не Вера, не от Веры, вообще, понимаешь, с ребенком я не один в этом мире, потому что с ребенком я продолжаюсь! Я, я, и пускай это не звучит для тебя кощунством, я с наслаждением жду ребенка. Я, друг, подозреваю, что это, вот уж это-то — высший кайф. Тебе этого, конечно, не понять. Но, понимаешь, это же — блаженство. Я Морозов А.Э., мне тридцать шесть, и я вдруг оказываюсь еще в одном измерении. Я и сам снова ребенок, и весь мир ребенок, и я никогда не умру. Понимаешь, если у меня будет сын, толстенький, головастенький, щекастый, рот до ушей — да я любому за него глотку перережу, только чтобы моему малому было хорошо. Понимаешь? Ведь ты-то меня понимаешь? Ты должен, должен меня понять. Я ни за что не поверю, чтоб ты меня не понял. Ты должен меня понять. Ведь есть же и у тебя хоть что-то святое? Есть или нет?

Но я, к сожалению, не успел Саше сказать, что у меня есть святое. Потому что в кухонных стеклянных дверях, в табачной полумгле появилась наконец округлая фигура.

— Дашь ты мне когда-нибудь отдохнуть, свинья! — взвизгнула фигура. — Только соберусь заснуть, а они снова — бубубу-бубубу-бубубу…

— Я тебе дам отдохнуть, я тебе дам свинью, — недобро напрягся Саша.

Женщина открыла рот и хотела, по-видимому, заорать, завыть, задергаться, но я, мгновенно среагировав, шустро выбрался из-за стола.

— Тихо, тихо, товарищи, — запел я. — Действительно, время позднее, по домам пора, так что ты, Сашок, тут не прав. Но и вы, Вера, тоже — зря на него. Это я, скорей, виноват, — юлил я. — Уж вы на него не сердитесь, Верочка, мы с ним так давно не виделись… Вы обещаете, что не будете на меня сердиться? Ладно!

Саша сопел, а Вероника тогда улыбнулась сквозь будущие слезы и махнула рукой в знак того, что не будет. Так что не сказал бы я, что визит к другу детства, отрочества и юности оставил в моей душе какой-то неприятный осадок. Напротив, я в значительной мере обогатил себя дополнительными сведениями о жизни, Вера даже приглашала меня приходить еще, «но только не так поздно».

А что? Она по-своему права, эта в общем-то вполне нормальная женщина. И я искренне рад за Сашка. Пожалуй даже, что ему и повезло — далеко не всякому удается так легко и безболезненно войти в их круг. А это рано или поздно каждому делать приходится, каждому, вы меня слышите, каждому, запомните — каждому…

* Кунжа — красная рыба, одна из разновидностей форели. Дефицит.

Портвейн «Кавказ» — мерзкое советское крепленое пойло, сгубившее не одного тогдашнего литератора «андерграунда». Активные потребители этого напитка имели титул «Кавказский пленник», придуманный Александром Лещевым.

…стена с накатом… — Ввиду дефицита и дороговизны бумажных обоев любители уюта специальным валиком наносили тогда при ремонте квартиры всякие узоры по сырой штукатурке.

…как об этом пишут в газетах, будто бы они так уже и делают. — В Японии не бывал, а вот в берлинском аэропорту Шёнефельд как-то купил сувенирную банку «Воздух Берлина», чтобы подарить ее моему самому близкому другу, уникальному прозаику Эдуарду Русакову, всю свою сознательную и бессознательную жизнь живущему в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., и ставшему летописцем этой нашей общей с ним местности.

Кирзовые сапоги… — Кирза — дешевый материал на тканевой основе, пропитанной специальными веществами. «Сапоги, ну куда от них денешься?» (Б.Окуджава).

…около шестидесяти лет назад. — Рассказ написан в 1977 году, в аккурат, когда весь народ с энтузиазмом праздновал 60-ю годовщину упомянутой выше ВОСР.

…как осколок бутылочного стекла на мельнице. — Привет из «светлого будущего» А.П.Чехову, автору «Чайки».

— Она что, и на самом деле верующая? — Кстати, не все, но многие тогдашние неофиты действительно стали с годами истинно верующими людьми.

Пять песен о водке

За жидким кислородом

Вот-вот. Так оно и было. Утро, зима, паутина белая на деревьях, скрл-скрл — снег, мороз щеки драит, холод, под пальто зябкое лезет.

А у нас хорошо. Жарынь такая разлилась: лампы паяльные — пламя синее — гудят, горелки газовые фырчукают — волнами тепло ходит, Абиссиния прямо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза