Песня песка

— Ты знаешь, — сказала она, — если ты действительно этого хочешь… И потом — целая неделя вместе! Но я буду очень переживать.

Нив не знал, что ответить.

— Когда тебя переводят?

— Через две недели. Хотя, нет, погоди. — Он потёр лоб. — Осталось уже меньше недели.

— Так скоро?

Ана сидела, прижавшись к нему плечом.

— Да, мне и самому не верится.

— Ты меня извини. Я всего боюсь. Но я понимаю, что для тебя это очень важно. Ты этого так сильно хотел. А я уж как-нибудь переживу, что некоторые вечера мне придётся проводить одной.

— На самом деле, мы теперь даже больше времени будем вместе.

— Да, я на работе, а у тебя выходной.

Ана быстро вздохнула и задрожала, как от озноба.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Нив.

— Да, просто сегодня… Я немного устала.

Нив поцеловал её в лоб.

— Я рада за тебя, — сказала Ана. — Надо будет отметить это на выходных. Твоё повышение.

— Обязательно отметим. К тому же, знаешь, я ведь, наверное, смогу встречать тебя у видая-лая после работы.

— Обещаешь?

Нив обнял Ану. Она тяжело и часто дышала, но всё равно улыбалась.

* * *

На следующий день начиналась куланаа́са, праздник красок.

Ана хотела кататься на поездах, пересаживаясь с одной линии на другую, и Нив придумал особый маршрут — чтобы они смогли посмотреть на раскрашенный к торжеству город, но не попали в толкучку на станциях и в поездах.

Они вышли рано, когда ещё не погасли ночные огни. Ане не терпелось поскорее выбраться из дома, сбежать от хрипящего на последнем издыхании очистителя и духоты, и она даже не успела толком отойти после укола.

Занималось утро — как в самые обычные будни. Нив как будто провожал Ану до видая-лая.

В праздник день всегда длился дольше — после сумерек солнечный свет заменяло электричество, — поэтому город ещё спал, никто никуда не торопился, и по пути им не попадались прохожие. Ана жаловалась на холод, хотя, несмотря на утренние часы, уже припекало. Ветер — теплый, как чьё-то дыхание. Небо — чистое и светлое, без облаков. Нива пугал этот странный озноб Аны. Надо было предложить ей вернуться, но он не решался. Она так ждала праздника, он не мог заставить её весь день проваляться в постели.

Старый район почти не украшали.

Ни газовых гирлянд, ни ажурных фонарей, ни цветных флажков, которыми обычно пестрили в куланаасу улицы. Люди вопреки этой давящей серости приклеивали на свои окна яркие фигурки — вырезанные из бумаги силуэты богомольцев с комично распростёртыми руками. Издали аппликации превращались в аляповатые кляксы, и казалось, что стёкла домов замазаны масляной краской. Нив пожалел, что сам не догадался вырезать смешных человечков из бумаги. Ана наверняка бы обрадовалась.

Но она и так улыбалась, её не смущала серость окраин.

Уже рядом с Нивартаном они увидели несколько растяжек с поздравлениями и одинокий синий флажок у входа в плев. Со станции они уехали в почти пустом вагоне — праздник ещё не начался.

Ана сидела у окна и смотрела на проносящиеся мимо дома. Они выходили там, где она хотела. Она не знала названий, она просто говорила — когда заводили музыку, и весь состав, вздрогнув, замедлял ход, — что им обязательно нужно посмотреть на эту древнюю гармию, газовую иллюминацию, длинный икавезман, или постоять на красивом перроне, накрытом, как саваном, тусклой гирляндой, от которой исходила тень, а не свет.

Город оживал.

На станциях толкались люди в нарядных одеждах, бренчали бравурные мелодии, звенели радостные голоса. Вагоны теперь заливало раскатистым шумом — все смеялись, пересказывали выпуски новостей, обсуждали то, что творится в сердце города.

Нив волновался, что Ане нездоровится. Она иногда замирала, точно задерживала дыхание, и сидела, не двигаясь, неподвижно глядя в окно. Он даже решил, что разбудил её от странного сна, когда слегка тронул за плечо и сказал, что им пора выходить — они пересаживались на соседнюю ветку, чтобы объехать праздничные толпы стороной.

И снова их вёз пустой поезд, снова музыка из вещателей играла только для них.

Ана с интересом разглядывала в окно крашеные дома, людей в модных одеждах, предпочитающих скоростным составам неторопливые прогулки пешком, полицейских, истошно-красная форма которых неожиданно вписывалась в палитру безумного дня. Она по-прежнему просила выйти на станциях, но теперь они не спускались и молча стояли, наблюдая за улицей внизу. Ветер перебирал материю украшающих перрон флагов, придирчиво пересчитывал цветные складки. Пустыня была далеко, но почему-то казалось, что уже за поворотом поднимаются высокие барханы, и дорожный камень рассыпается песком.

На очередном пустом перроне Нив подумал, что, благодаря его стараниям, они объехали все интересные места стороной, и от праздника им достались только запах песка да цветные флаги.

Ана молчала.

Нив вопросительно кивнул. Она пожала плечами и убрала прядь волос со лба.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Нив. — Не устала?

— Всё хорошо, — сказала Ана, но глаза её говорили об обратном.