Песня песка

Нив бросился снимать его с плиты и обжёг руку. Открыл кран над умывальником и подставил кисть под холодную струю воды. Боль почти не чувствовалась, руку приятно холодило. Но стоило Ниву закрутить кран, как ожог тут же заныл.

Он вздохнул, поднял с пола письмо и спрятал его в карман брюк. Потом сел за стол и попытался успокоиться. Забавно, ведь он получил то, чего много лет ждал, однако теперь этот перевод пугает его больше, чем работа в песках.

Но ведь это ничего не значит. Никто не сможет заставить его вернуться в Южный Хапур, если он сам того не желает. Он написал последнее заявление несколько лет назад, когда ещё не жил вместе с Аной. Ана не сможет с ним полететь. Они должны это понимать. Они не в силах его заставить. В конце концов он всегда может уйти из бюро.

Нив успокоился и решил всё-таки заварить себе хараса, когда за дверью послышался шорох.

Дверь приоткрылась, и в проёме показалась Ана.

— Ой! — сказала она. — Ты уже здесь! А я… Наверное, я проспала. Так обидно!

Нив обнял её. Она уткнулась ему в плечо, плечи её вздрагивали — казалось, она плачет.

— Ты, наверное, давно здесь? — спросила Ана.

— Нет, только пришёл, — сказал Нив.

Ана села за стол.

— А я прилегла. Думала, ненадолго. А вот как получилось! Что ж ты меня не разбудил, когда пришёл!

— Да я только что пришёл! Чайник вот только вскипятить успел. Как раз собирался тебя будить.

Ана ничего не сказала.

— Хочешь харас? — спросил Нив.

— Да. Ой! — Ана встрепенулась. — Ты же, наверное, голодный! Погоди, я…

Она вскочила из-за стола. Нив положил ей руки на плечи.

— Я не голодный. Я уже ел на ламбде.

Ана смотрела на него с недоверием.

— Мне правда не хочется есть. Я же тебе говорил, нас там кормят просто на убой.

Нив налил кипятка в обе чашки и полез на верхнюю полку за заваркой.

— Как я всё-таки рада! — Ана прижалась к его спине. — Без тебя было так тяжело.

— Тебе было плохо?

— Нет, не в этом смысле. Всё хорошо. Эти уколы новые хорошо помогают. Тяжело было без тебя.

— Ничего. Теперь я це́лую неделю дома.

Нив помешивал ложкой кипяток, толчёные листья хараса закружились в вихре, налипая на стенках чашки. Ана вернулась за стол.

— А у тебя-то всё в порядке? — спросила она. — Как там, в песках?

— У меня выдалась на редкость скучная неделя.

— И ничего-то ты мне не рассказываешь! Я даже подумать боюсь, что там на самом деле творится.

— Как это — не рассказываю? Просто на этот раз и правда рассказать особо не о чем. Много работал. Летали в мекхала-агкати.

— А ты с кем там был?

— С Кхандом.

— А… Заболтал он тебя, наверное.

Ана сделала несколько глотков из чашки. Харас был раскалённым. Нив не переставал думать о письме в кармане.

— Ты чего не раздеваешься? — спросила Ана.

— Ох, да! — Нив встал. — Притомился я сегодня, совсем уже ничего не соображаю.

— Надо думать!

Он вышел из кухни, расстёгивая на ходу куртку.

— Всё-таки как хорошо дома! — сказал он и достал из кармана письмо.

Пару минут он стоял посреди комнаты. Потом открыл шкаф с одеждой, где висела его красивая парадная куртка.

— Ну, ты где там? — послышался голос Аны. — Раздеваться совсем пока не обязательно!

— Иду, — сказал Нив.

* * *

Ночью Ниву приснился сон. Он снова — впервые за долгое время — видел Южный Хапур. Он спускался по улице в сверкающую пустоту, солнце отражалось в окнах домов, и он прикрывался от колкого блеска ладонью. Шёл — и боялся обернуться.

Нив почему-то думал, что за спиной его простираются пески, что всё вокруг — знакомый квартал родного города, горящие окна домов, бледно-голубое облачное небо — исчезнет, как безумное видение, стоит ему лишь обернуться.

Однако потом он понял, что вовсе не в Южном Хапуре. Он добрался до конца улицы и увидел вдали дюны. Ветер поднимал тучи песка, небо темнело у горизонта. Нив знал, что не может повернуть назад, что ему остаётся лишь идти навстречу буре.

И проснулся.

* * *

Утром Нив проводил Ану до работы и вернулся домой. Старый приёмник с хрипящим вещателем вместо санганаки, улицы со стальным бадваном вместо дюн. Он радовался этому недолгому одиночеству. Не придётся притворяться, что ничего не произошло, что его просто измотала проведённая в песках неделя.

Вчера, перед сном, Нив думал, что сразу же, только проснувшись, поедет в центральную, напишет жалобу, новое заявление — расскажет всем, что ему не нужен никакой перевод, и он готов всю жизнь оставаться в песках, подобно Кханду.

Однако ехать в центральную он не торопился.

У него болела голова, лоб был горячим, как во время простуды, хотя последнюю неделю он жил в адской жаровне. Он ненадолго прилёг, однако дхаав едва работал, и ему поплохело от духоты.

Нив вышел на улицу. Близился полдень. Город заливало светом. Хотелось с кем-то поговорить.

Нив направился было в самад неподалёку, но остановился, не пройдя и половины пути. Он боялся пить.

Солнце пекло его непокрытую голову. Он подумал, что зря опять ослушался Кханда и вышел в пустыню, не нацепив тюрбан, скрученный из грязного полотенца. Старик знает, что говорит.