Читаем Песня песка полностью

От рёва двигателей закладывало в ушах, но Нив всё равно упорно садился рядом с иллюминатором, у переборки, за которой ревели огромные турбины. Он снова с интересом рассматривал пустыню, и ему даже казалось, что теперь он узнаёт места — горную гряду, кратер, оставшийся от долии, высокие дюны. Тапати, Тапами. Он уже не новичок, не глупый навака, он прошёл посвящение и выучил язык песков. Он остаётся здесь на всю жизнь — вместе с Кхандом.

Он — паджикаварга.

Нив решил, что напишет заявление — отказ от перевода — в тот же день, когда виман вернёт его в город. Больше нет смысла тянуть. Кханд поможет ему, если потребуется, хотя Нив уже и сам не сомневался, что его без проблем оставят в велаандри. Он откажется от перевода, и уже не будет нужды о чём-то рассказывать Ане.

Она так и не узнает, что произошло.

В ночь перед возвращением домой Нив долго не мог уснуть. Он лежал на жёсткой кровати и представлял Ану.

Она, должно быть, уже давно спит в пропитанной синей мглой комнате. Письмо с извещением о переводе так и лежит в нагрудном кармане его парадной куртки. И почему он положил его туда, почему не взял с собой?

Нив вдруг понял, что в действительности ничего не решил.

Он оделся и выбрался из своей каморки в пустую гаандхарва-заалу. Оставалось лишь несколько часов до рассвета.

Это день, когда виман вернёт его в город.

День, когда он согласится на пожизненное изгнание в пески.

Дидитсу?

Нив замотал голову полотенцем — по привычке, ведь была уже глубокая ночь — и вышел в пустыню.

В первую секунду он подумал, что всё ещё спит.

Он испуганно озирался по сторонам, решив, что это один из тех снов, удивительных и ярких, которые он всегда забывает после пробуждения. Но он не спал. Он несколько минут стоял, не двигаясь, оцепенев от восторга и ужаса, а потом рассмеялся.

В пустыне шёл снег.

Крупные снежинки кружились на лёгком ветру, падали на жёлтый песок и тут же исчезали, растворялись в песчаной пыли.

Нив вдруг подумал, что именно этого он и ждал всё время, пока летал в пески. Больше ему нечего здесь делать. Его переполняло странное умиротворение — как отрешённость приговорённого к казни. Всё уже было решено. Он не в силах что-либо изменить.

Вернувшись в свою комнату, он сразу заснул.

Но когда виман вёз его в город, то от былого спокойствия не оставалось и следа. Он должен поговорить с Аной. Он расскажет ей обо всём в этот же вечер, он не будет тянуть.

Но Ана снова ждала его у подъезда — она выглядела уставшей, даже больной и в то же время счастливой.

Нив обнял её. Они стояли под шуршащим коробом дхаава у подъезда, и тот обдавал их горячим воздухом, напоминающим жар пустыни.

Нив ничего не сказал. Ана заснула, прижавшись к нему. От неё пахло лекарствами и медицинским шаром.

На следующий день, отправив Ану на работу, Нив вышел из дома и сел на поезд на ближайшей станции. Он попал в самую упадру, вагон раскачивался из-за безумной давки, крики и шум из вещателей иглами буравили череп. Но он не мог оставаться дома, не мог просто ждать её возвращения.

Нив поехал на окраину — туда, где завершался бадван.

Когда он брёл по пустынной улочке мимо старых заброшенных домов, уже близился полдень. Воздух пах песком и солью. Казалось, что, встав посреди улицы, можно увидеть всю пустыню, до самого края — там, где небо становится песком.

Ветер раздувал облачка пыли.

Нив подумал, что так он прощается с пустыней — пусть даже вскоре ему предстоит полететь туда вновь, и последнее назначение ещё не близко. Именно сейчас он понимает, что больше туда не вернётся. И он впервые почувствовал, что будет тосковать по мёртвым пескам.

Пустыня была повсюду — в городе, за горизонтом, в его жизни с Аной.

Нив провёл весь день на южной окраине, а вечером поехал встречать Ану. Поезда на станциях опять штурмовала яростная толпа, от духоты и гомона в вагонах раскалывалась голова. Уже загорались вечерние огни, и Нив боялся, что опоздает. На последней станции ему пришлось пробиваться через огромную толпу, захватившую перрон.

Ана ждала его у видая-лая.

Она заулыбалась, увидев Нива. Она как бы говорила, что совсем не расстроилась из-за его опоздания — главное, что он здесь, что он пришёл. Однако, когда Нив приблизился, то вместо того, чтобы обнять его, прильнуть к его груди, она нахмурилась и обеспокоенно посмотрела ему в глаза.

— Что-то случилось? — спросила она.

Возвращение домой

Виман летел над пустыней.

Нив редко разговаривал с другими пассажирами — с него хватало чужих историй. Достаточно было приветственного кивка, дежурной улыбки. Никто и не навязывался на разговор. Корабль плыл в потоках раскалённого воздуха, повторяя плавные изгибы дюн. Все пассажиры молчали.

Но в этот раз Ниву хотелось поговорить. Заканчивались его последние дни. Он даже с интересом слушал надоедливые истории Кханда, которые тот успел рассказать множество раз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Снежный Ком: Backup

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза