Песня песка

— Сатаму́кха. Хотя вряд ли. Судя по направлению ветра, обойдёт нас. — Кханд поправил тюрбан на голове и взглянул на Нива. — Да и в любом случае, чего нам бояться? Пропустим полёт утром, если разойдётся. Тус, тоже мне атьяхита.

— Да уж, — сказал Нив и подумал, что ему совсем не хочется вновь оказаться на ламбде во время бури. — Давай, как ты говоришь, нистыр отсюда? А то этот ветер…

— Погоди немного.

Кханд всмотрелся в темноту над горизонтом, качнул головой, прикрыл ладонью лицо — видно, пылинка попала ему в глаз — и повернулся к Ниву.

— Так что, — спросил он, — тебя можно поздравить, или как?

— Ты ведь знаешь, что я не могу, — сказал Нив. — Когда-то я бы, наверное, свихнулся от радости, получив такое назначение. Но не сейчас. И, честно говоря, я вообще не понимаю, почему. Почему именно сейчас? Тому же Акару отказали в переводе, а мне…

— Дайвагати твоя такая! Их никогда не поймешь! Кого переводят, кого не переводят — сиди да гадай. Хотя был у меня один знакомец, так вот он говорил, что лучший способ добиться перевода — это не просить о нём.

Летящая в воздухе пыль закручивались вихрями, чёрное облако вдали выросло в размерах, и Ниву даже послышался гортанный рёв бури.

Они повернули обратно, к ламбде.

Кханд придерживал тюрбан. Выпроставшийся из него лоскут бился на ветру.

— Я откажусь, — говорил Нив. — Попрошу не переводить. Не знаю, получится или нет. Может, ты как-нибудь поможешь?

— О чём речь! — сказал Кханд. — Но бхраанти помощь-то не потребуется. Не тот случай. Не припомню, чтобы кого-то насильно переводили из песков. Я бы не беспокоился.

— Думаешь?

— Это не будет проблемой, нир бхайана! Я и сам, конечно, слетаю в центральную, посмотрю, что там да как. Если чего нужно там — рассказать, какой ты важный и незаменимый, — то без проблем.

— Спасибо.

— На́ну. Вот только не там ты проблему ищешь! Отказаться от перевода, атхаки́м? А что потом будет, решил? Дадх они тебе перевод, когда надумаешь-таки?

Они вернулись к ламбде. Нив встал посреди посадочной площадки, с которой волнами вздымалась пыль. Ветер бил ему в спину.

— Может, я теперь, как и ты! — крикнул он.

— В прошлый раз ты другое пел. А теперь? Готов до конца жизни остаться в велаандри?

— Может быть, не знаю. Думаешь, если я сейчас откажусь, меня вообще никогда не переведут?

Кханд пожал плечами.

— А ты сам как думаешь?

Нив молчал.

— Немногие сатьятас остаются абхила-сита в пустыне, — сказал Кханд, — так что тут никогда не угадаешь. Но если ты решил — я рад. Вот только — ты решил?

— Я же говорил тебе. Что у меня остаётся? Я же не могу бросить её здесь. Разрешение на переезд ей не дадут. И даже если… Она просто не переживёт этот полёт.

— Так ты, значит, дидитсу…

— Слушай! — раздражённо перебил старика Нив. — Я не помню, что значит «дидитсу». Ты можешь нормально…

Но Кханд как будто его не слышал.

— Могу я быть с тобой откровенным? — спросил он.

Нив удивлённо посмотрел на Кханда и кивнул.

— Твоя женщина… — начал Кханд и тут же ненадолго прервался, глубоко вздохнув. — Я помню, раньше с урахксатой и до двадцати не доживали. Сейчас, конечно, всё иначе, но вылечить-то её всё равно не вылечат.

Нив ждал.

— Сколько ей ещё осталось?

На секунду Нив возненавидел этого уродливого морщинистого старика, стоящего перед ним с таким видом, словно постиг незыблемую мудрость пустыни и знает людей не хуже, чем свои пески — а сам так привык к жизни на ламбдах, что боится даже возвращаться в город.

— А сколько осталось тебе? — процедил сквозь зубы Нив. — Или…

— Я не так уж и стар, — улыбнулся Кханд. — И у меня нет урахксаты. Ты извини, я не хотел тебя задеть. Просто ты ведь сам наверняка думал об этом.

Кханд снова поправил тюрбан — серое полотенце, которым он обмотал голову, почти развязалось и постоянно сползало ему на лоб.

— Может, зайдем всё-таки? — предложил он. — Ахи мы вообще выперлись сюда? Особенно перед началом бури!

Они вернулись на ламбду.

Нив сел напротив окна, Кханд заваривал харас.

— Сколько бы ни осталось… — начал Нив.

Кханд замер и обернулся.

— Я откажусь, — сказал Нив. — И не важно, к чему это приведёт. Пустыня так пустыня. Велаандри, как ты говоришь. Я уже привык. Это уже часть меня.

— Что ж, я рад. Можешь считать, что ты прошёл посвящение. Теперь ты — паджикава́рга, настоящий житель пустыни.

Старик усмехнулся, и было непонятно, всерьёз он говорит или нет.

— И чем же я настоящий? — скривил губы Нив.

— Ты остаешься здесь по собственной воле. Абхила-сита.

Никогда ещё неделя в пустыне не длилась так долго.

* * *

Каждое утро, просыпаясь в своей комнатке, где безостановочно работал дхаав, Нив был уверен, что ему всю ночь снились красочные сны, но он забыл их в тот самый миг, когда разлепил веки.

А потом корабли отвозили его вместе с Кхандом в пески. Встречный ветер поднимал песчаные бури, их кидало в воздушных ямах так, что у Нива оставались синяки от ремней на груди, но ни один пилот больше не включал сигнальную лампу.