Песня певца за сценой

Внезапно старик запел вполголоса. Доктор от неожиданности поднял голову, глянул партнеру в лицо: погруженный в раздумья старик напевал рассеянно, и похоже, он даже не замечал, что поет. Германов узнал знакомый мотив.

Пока старик обдумывал ход, Германов успел поозираться, разглядывая соседей, взгляд блуждал по лицам, по кучкам зевак, толкущихся в стороне.

Сделав ход, старик умолк и поднял глаза, доктор принялся размышлять над своим ходом. Он умел сосредоточиться на одной мысли, отрезав себя от всего, что его окружает, и сейчас, погруженный в раздумья, он забыл о действительности и не заметил, как запел сам.

Растягивая слова, Германов отрешенно напевал, не замечая ничего вокруг. Он расчетливо прикидывал, как лучше пойти и не замечал, что партнер, едва доктор запел, уставился на него и смотрел не отрываясь, морща лоб, точно мучительно силился вспомнить что-то.

Город плавно погружался в летний вечер – улицы, площади, дома и парки; Киев окунулся в сумерки, будто в тихую мутную воду. На открытом пространстве еще длился день, в глубине парка воздух заметно густел, словно деревья источали светлую прозрачную мглу.

Германов сделал ход, оторвал взгляд от доски и молча глядел по сторонам, поглядывая украдкой на партнера. Уставясь в доску, тот напевал арию, иногда просто мычал без слов, замолкая и переводя дух.

– Я смотрю, вы тоже любите оперу, – с усмешкой заметил Германов.

– С чего вы взяли? – вперясь в доску, старик сосредоточенно обдумывал ход. – Сроду не любил.

– Как же… Арию поете…

– А-а… – кинул понятливо старик. – Только одну и знаю. В уши въелась.

– Я ее тоже наслушался. Ночи напролет слушал, – сказал доктор.

Старик оторвал глаза от доски, внимательно глянул партнеру в лицо и похоже, ждал продолжения.

– Под эту арию допросы вели, – объяснил доктор.

– Откуда вы знаете? – сдержанно и с непонятным холодом поинтересовался старик.

– Сам слышал, – ответил доктор.

Партнер смотрел, прищурясь, озабоченно морщил лоб и напрягался в сильном и явном желании вспомнить что-то.

– Служил там или сидел? – спросил он с легкой усмешкой и как-то свысока, словно знал что-то, но до поры до времени скрывал.

– Служить я там никак не мог. Сидел, конечно, – ответил Германов.

– И за что? – снисходительно, но высокомерно поинтересовался старик.

– Как за что? Странный вопрос… Разве нужна причина? Взяли и все, пожал плечами доктор.

– Без причины? – едко глянул партнер и показал всем видом, что такого случиться никак не могло.

– Без причины, – подтвердил Германов. – Зачем им причина?

– Ну-у, это все говорят! – отмахнулся партнер и заявил решительно. Должна быть причина! – лицо его исказилось от непонятной досады.

– Не было причины! Не было! – повысил голос доктор, чувствуя, как его разбирает злость.

– Да-да-да! – презрительно передразнил его старик. – С чужого голоса поешь. Ошибки случались, но таких отпускали. Разбирались и отпускали.

– Отпускали?! – желчно усмехнулся доктор. – И многих отпустили?

– Многих. Ты ведь живой!

– Ах, извините! Виноват! Простите, что не оправдал ваших надежд! поерничал Германов, раздосадованный всерьез и чувствуя, что теряет над собой власть.

– Живой, живой!.. – талдычил старик и морщился брезгливо – мол, живой, а туда же.

Они забыли об игре, фигуры сиротливо стояли на доске, и уже понятно было, что доиграть не удастся.

– Это, конечно, с моей стороны некрасиво – то, что я живой, но ей-Богу… – начал Германов, однако старик его перебил:

– Нет, почему?! Почему живой?! – настаивал он, кривляясь и гримасничая, так, что зубной протез у него во рту ерзал, обнажая десны.

– Повезло, – насмешливо развел руками доктор. – Следователь такой попался.

– Какой такой?! – старик навострился, нацелился глазами, впился взглядом в собеседника. – Добрый?

– Таких там не держали, – улыбнулся доктор. – Нет, глупый.

– Не было там глупых! – протестующе замахал указательным пальцем старик и добавил металла в голос. – Не прикидывайся! Хватит врать! Не выйдет! Не было там глупых!

– Вы-то откуда знаете?

– Знаю, знаю, наслышан. Не было там дураков!

– А мне вот попался. В психушку меня отправил, – объяснил доктор улыбчиво и даже чуть свысока. – Впрочем, я на это рассчитывал.

– Как рассчитывал? – партнер как будто споткнулся на ходу и смотрел озадаченно в поисках невидимой преграды.

– Я там им такой театр устроил. Следователь меня в больницу отправил, решил, что я сумасшедший. А врачи подержали и отпустили. Я тогда из Киева уехал, в институт поступил.

– Значит, ты меня обманул, – неожиданно с горечью признался партнер, и глаза его наполнились слезами. – Обманул меня! Надул!

– Как?! – не поверил Германов и прошептал едва слышно. – Это вы?!

– Надул ты меня, надул!.. – горько заплакал старик, скорбь его была неподдельной. – Обманул!.. Я думал, ты впрямь… а ты…

Говорить ему было тяжело, слова давались с трудом, он всхлипывал и сморкался, размазывал слезы по лицу, глотал, но справиться с собой не мог: кромешное горе застило свет.

– Боже, какое счастье! – прошептал доктор. – Я нашел тебя! То-то смотрю, лицо знакомое.