Песня учителя

Вдоль почти вросшей в землю ограды Лотта добрела до двух ручейков – правда, сейчас воды в них было больше, чем прежде, и вода, на радость Лотте, не тихо и незаметно журчала, а весело бурлила – прежде Лотте и в голову не пришло бы описать их скромные струйки такими словами, но сейчас вода в ручьях словно пенилась.

Лотта дошла до намеченной полянки, а оттуда еще метров двести, когда увидела то, что надеялась увидеть – ведьмин круг, или эльфово кольцо вешенок, блестящих от грибного дождя. С одной стороны на полянку вышли овцы, от звона их колокольчиков запах мокрой муки как будто усиливался, и Лотта вспомнила, как ребенком она делала болтушку из пшеничной муки.

Она вытащила ножик и подрезала кремовую мякоть грибной ножки. Нет, есть прямо сейчас она их не станет, будет лишь вдыхать аромат – ножку, пластины, шляпку, самые крупные шляпки были диаметром сантиметров десять. Срезать, отряхнуть землю, подуть и заботливо уложить в корзинку. Срезать, отряхнуть землю, подуть, заботливо уложить в корзинку. Потом следующий – срезать, отряхнуть землю, подуть и отправить в корзинку, и следующий, и еще, словно в умиротворяющем танце, по кругу, и самые крошечные тоже, не нарушая ритма, заботливо сложить их в корзинку и, убаюкивая, донести до автобуса, который, казалось, ждал только ее и где она долго была единственным пассажиром.

Подъезжая к своей остановке, она получила сообщение от Таге Баста – тот писал, что стоит возле ее дома. Лотта ответила, что будет через три минуты, и три с половиной минуты спустя она подошла к дому, показала Таге Басту содержимое корзинки и спросила, голоден ли он. Тот взглянул на грибы. Нет, он как раз недавно поел. Но ему хотелось бы это снять. Да, конечно, разрешила она. Он снял корзину с грибами и то, как Лотта отпирает дверь.

В прихожей стояли ее сшитые вручную бог знает кем туфли, на полу валялась почта – квитанции из «Амнести» и от «Врачей без границ». Лотта подняла их и положила на газету «Классовая борьба», не сделав ни единой попытки скрыть имя отправителя. На кухонном столе стояла оставшаяся с завтрака чашка и лежал недоеденный кусочек шоколадки. Лотта поспешно убрала все это, расстелила старую газету и высыпала на нее сегодняшнюю добычу. Достав дощечку, нож, сковороду и масло, она отрезала кусочек масла и бросила его в сковородку, достала бутылку бордо, открыла ее и налила два бокала вина. Один она взяла и объявила: «За вешенки!» Таге Баст снимал. Ну и ладно. Привычными движениям Лотта нарезала грибы – сначала отрезала шляпку, потом разрезала пополам ножку и шляпку, а самые крупные порезала на несколько частей, бросила их в сковородку, где шипело масло, и убавила огонь. Теперь надо лишь подождать. За пару минут вешенки не пожаришь.

Разобравшись с грибами, Лотта будто бы вдруг увидела его, человека с камерой, в носках топчущегося у нее на кухне, носки у него были спущены, и Лотта показала ему на них и махнула рукой, чтобы он заснял и это. Объектив камеры опустился и, ненадолго задержавшись на его носках, скользнул по полу и добрался до Лотты, и та поняла, что по-прежнему стоит в сапогах и куртке. Заметив это, она отправилась в прихожую, а Таге Баст с камерой прошел в гостиную.

– Да, это мое скромное жилище! – крикнула Лотта ему в спину и вспомнила про бомжа и свое намерение изучить систему социальной поддержки. Завтра. Это будет завтра. И она снова потянулась к бокалу с вином. Потом помешала в сковороде. За Таге Бастом Лотта не последовала. Что он снимает, она понятия не имела, и осмелится ли сунуться в спальню, тоже не знала. И еще она напрочь забыла, заправила ли сегодня утром кровать. Впрочем, какая разница?

Утренний дождик и туман вернулись, и она разожгла на кухне камин. Тепло от огня, вина и исходивший от сковородки лесной запах исцеляли ее. Убрав с одного края стола книги, бумаги и ручки, Лотта накрыла стол на двоих, нарезала хлеба с отрубями и поставила масленку. Вернувшийся в кухню Таге Баст заснял стол, отложил камеру в сторону и, увидев нетронутый бокал вина, спросил, для него ли он. Лотта кивнула, он поднял бокал и отхлебнул вина, не сводя взгляда с Лотты.

– И где же растут вешенки? – спросил Таге Баст, однако Лотта лишь отмахнулась и сказала, что сейчас не настроена читать лекции. Он выпил еще и спустя некоторое время проговорил:

– Я представлял себе все иначе.

– И что же вы представляли?

Нет, тут он ответить затрудняется. Таге Баст опустился на стул.

– У других преподавателей все по-другому? – спросила она.

– Сравнивать нельзя, – ответил он.

– Вот как?

– Если все время сравнивать, увидеть что-то будет сложнее, – пояснил он, – я стараюсь не сравнивать. Стараюсь относиться к вещам как к чему-то несопоставимому.

– Ясно. – Она помолчала немного и снова заговорила: – Но сначала вы говорите, что представляли себе все иначе, а потом – что стараетесь ничего не представлять.

– Дело обстоит так, – пустился он в объяснения, – я пытаюсь освободиться от предрассудков и предвзятости, пытаюсь воспринимать все открыто, и тем не менее я порой не могу справиться с удивлением.

– И мой дом вас удивил?