— Омега — очередная история о том, как обезьяну посадили в Cayenne и заставили развозить почту. Или назначили управлять режимами нагрузки АЭС. Обезьяна набожно замирает, бестолково машет руками, лупит по всему, до чего дотянется. Потом вновь боится пошевельнуться, чтобы не навредить. Пора становится людьми!
— Жители Омеги боятся пошевельнуться, — Вильгельм не смотрел на ПИФа. — От того, что они вволю поэкспериментировали. Кошмарная история цивилизации — с первой до последней страницы.
— Это не оправдание, — ПИФ прошел мимо Хранителя (тот не удосужился повернуть голову ему вслед) и первое на что решился — со всего размаха влупил ногой по входной двери.
Вильгельм с удивлением заключил — отзвука этому удару на Земле не случилось.
ПИФ выбежал во двор с таким чувством, что сейчас придется лезть на баррикады, агитировать за человеколюбие перед толпой с пиратскими флагами, до хрипоты кричать жителям о том, что Спасение пришло, не пустишь Революцию в дверь, она влезет в окно.
На лужайке перед домом было тихо и безлюдно — ничего не отвечало его подогретому настроению. Ни пения птиц, ни отголоска бесед. Как всегда на Омеге. Лишь сочные ветви боярышники чуть вздрагивают на слабом ветру.
«Теперь что? Добрые жители, подъем?! Ломать кусты? Плеваться? Пинаться и капризничать? Наверное, здесь даже дуэльных пистолетов нет», — ПИФ как тигр в клетки прошелся по периметру лужайки. Он изучал, что сломать, разрушить, перевоплотить до неузнаваемости. Как он и надеялся, собеседники высыпали на крыльцо, но не так быстро как хотелось.
Пух уловил неожиданную радость Хранителя — благодаря ПИФу появилась неплохая возможность продемонстрировать технологию работы с непокорными мира сего. Если кто-нибудь в полной мере использовал бы таланты телепатии, которыми наделяла Омега, то смог бы прочитать воспоминания Вильгельма о тех днях, когда тот боролся с пассионариями. Хитростью, уговорами, угрозами и террором.
ПИФ сбросил на землю пиджак, расстегнул ворот белой рубахи.
— С чего начнем? — грозно заорал он. Подошел к боярышнику, по — медвежьи продрался сквозь него, вернулся через пролом обратно, начал ломать ветки. — Веник соберем, чайку заварим и в баньку? Где здесь бьется самый ранимый пульс голубой планеты?
Комментарии своим дерзким действия ПИФ выдавал громко и выразительно, чтобы зрители, замершие в десяти метрах от места акции, хорошо слышали и боролись со своими страхами.
Он ломал ветки, топтал траву, с отчаянием чувствуя — его не поддержат. Все напряжены, более того, настроены против него. Лишь Ляпа непроницаемо изумленная стена.
«Неужели я уже допустил что-то необратимое, от чего любовь и здесь не пожелает складываться в любовь?».
Луиджи в испуге закрыл глаза, не вполне осознав — так он лучше увидит стихийные бедствия, которые последуют за треском веток, но…
Никаких катастроф на Земле не произошло!
ПИФ успел набрать жиденький букетик и приблизиться к испуганным зрителям:
— Ну как? Продолжим опыты? Выроем траншеи на вечевом поле?! Снесем эстраду?! Рассказывайте, где кнопки, — рявкнул он Вильгельму.
«Излупишь розгами Хранителя? — поинтересовался Пух. — Дуэль на вениках однозначно приведет к новой пятидневной войне».
ПИФ был на середине лужайки, в протянутой руке ветки, в глазах растерянность, ожидание, гнев, когда у него под ногами возник серенький островок без травы. Пятно зыбучего песка занимало не более 3–х метров в диаметре — ровно столько, чтобы у жертвы не было возможности дотянуться до твердой кромки земли. ПИФа буквально затянуло в него.
Не только рукам не за что уцепиться. Глаза наблюдавших за ним свидетелей также беспомощны. Только блестящие зенки Ляпы слишком выразительны, чтобы понять, о чем они.
«Заживо похоронить одного из Покрышкиных? Чтобы не путаться с расчетами?», — погружаясь в трясину, ПИФ старался выглядеть и думать достойно. И зрителей своего унижения старался рассматривать без укора.
— Так вот, как Вы наказываете буйных. Быстро, бесшумно и эффективно, — возмутился Пух. — Самый безболезненный способ дематериализации?
«из-за этой зыбучей лепешки тепловая мощность Гольфстрима снизилась всего на тысячу мегаватт. Тело моего двойника станет набором песчинок, перемешается с землей Омеги. Через полчаса трава затянется над плешью. Ничего не напомнит о безвестно…», — Пух бросился к ПИФу — тот погрузился по грудь и беспомощно вскидывал руками, все еще не решаясь просить о помощи.
Пока Пух вытаскивал из песка незадачливого демиурга, Хранитель спокойно пояснил:
— Объект, падающий на зыбучие пески, нарушает хрупкое равновесие песчинок. Они осыпаются вниз наподобие жидкости, создавая, естественно, огромную тягу в отношении нарушителя их спокойствия. Тяга быстро уравновешивается другими возникающими силами, и объект принципиально не в состоянии утонуть до конца.
«Врет», — решила Ляпа. Мысли она читать не умела, но лица иногда открывались ей.
Каждый отчаянно пытался разобраться, что же произошло или не произошло на Земле из-за ПИФа. Через несколько мгновений они с удивлением поняли — дерзость обошлась без последствий. Никто и ничто не пострадало.