Песок

После произошедшего Вильгельм объявил общий сход. Эффективные системы оповещения — колокол, смс, радио на Омеге отсутствовали, поэтому Хранитель и его помощники не только мысленно передавали информацию о сборе, но и лично ходили по домам, вытаскивая жителей из сомнамбулического дрейфа.

Люди, выползающие из домиков, выглядели классическими лунатиками. Вильгельм направлял их к летней эстраде, не преминув замечать — «осторожнее, последний раз, когда община собралась на этом месте и не смогла решить насущных проблем «турки вырезали армян».

Через час на площадке перед сценой сидела добрая половина населения Омеги. Те, кто не нашел места, слонялись по полю.

Вырванные из транса, сонно хлопали коровьими глазами, изредка перебрасывались словами. За исключением Ляпы все новички Омеги быстро почувствовали «болезненные ощущения», о которых предупреждал Вильгельм. Грудная клетка вибрировала, голова готовилась взорваться от трансформаторного гула беспорядочных эмоций собравшихся.

— Сюда позвали только тех, кто еще может возвратиться на Землю. Таких большинство. Если людей надолго отвлечь от «домашних дел», они будут раздражены, — шепнул Хранитель Луиджи, когда они поднимались на сцену. Казалось само собой разумеющимся, что священник вышел на первые роли и принял деятельное участие в урегулировании конфликта. — Здесь все может вспыхнуть как на военном складе. Люди, лишенные надежды, станут неуправляемы. Такое уже случалось здесь, — Вильгельм торопился открыть собрание.

Они прошли к середине сцены и встали рядом — ни дать, ни взять объявление эстрадного номера. Но не развлекать публику готовились Хранитель и Луиджи, а успокаивать — увещевать — наставлять на путь истинный. Поле перед ними было щедро усыпано головами.

Вильгельм зорко выхватывал очаги напряжения — возмущенные перешептывания, грозившие перейти в крики, усталость на лицах, нервные затравленные взгляды. Испуганную мысль «стадо наркоманов в одном котле» Вильгельм накрыл усердной молитвой.

— Так все-таки зависимость? — спокойно поинтересовался Луиджи.

— В определенной степени, — развел руками Хранитель. — Наименьшее из зол на Омеге.

Вильгельм указал на ПИФа и загудел на все поле:

— Друзья! Вы знаете! Опыты с Омегой приведут к тому! Что человечество будет стерто с лица Земли! Да и Земля тоже! Нам предстоит решить судьбу человека, который не согласился с правилами пребывания здесь, — слышно было идеально.

После непродолжительного вступления, не давая слушателям очухаться, Хранитель предложил голосование:

— Поднимите руки! Кто считает необходимым! Запретить любые эксперименты!

Он хотел демократическим путем решить проблему. Откровенное убийство ПИФа живо затронуло бы Ляпу, Пуха и даже Луиджи.

— Мы не можем рисковать! Все, что сделал! И грозится сотворить наш гость! Имеет отложенный эффект! Накопит критическую массу! Сдетонирует! Тогда на Земле погаснет солнце! Иван Владимирович! Вы гарантируете, что Ваши забавы останутся без последствий?

«Вот как выглядит поле битвы за Землю — несколько сотен отмороженных и карточные шулеры в судьях», — ПИФ высоко вздернул голову. Он не обернулся к сцене, а пристально вгляделся в лица жителей, которых надеялся вдохновить на неповиновение, на единогласно поднятые вверх руки. Несколько секунд хватило, чтобы понять — если он не соблаговолит раскаяться, присутствующие сонно и равнодушно вынесут ему смертный приговор.

«Что если подержать их в бодрости? Часов пять — шесть? Что с ними станет? Завоют от тоски как волки? — ПИФ поморщился, наткнувшись на отсутствующий вид ушлепка, клевавшего носом в первом ряду. — Надеюсь, мне не придется увидеть их настоящей тоски?».

— Гарантирую! — голос ПИФа зазвучал не хуже, чем бас Хранителя. — Если бесцельно лупать глазами, солнце на Земле рано или поздно сдуется. Мы не для того здесь, чтобы как в музее, зажав за спиной руки, побродить по залу и уйти, — Пух и Ляпа сидели напротив, в первом ряду. Их переплетенные пальцы мирно лежали на скамейке.

«Конечно, они будут защищать меня. Но лучше бы еще раз предали, но расцепили конечности», — ПИФ не мог смотреть на эту пару, не мог не вспомнить, когда последний раз держал Ляпу за руку.

— Терпение Омеги может кончиться! Этот полигон сконструирован не для того, чтобы сдувать с него пылинки! Разве вы не чувствуете?! Жалко, что я единственный, кто готов к изменениям. Но я бессилен. Надежда на вас!

ПИФ говорил горячо, тыкаясь взглядом в равнодушные лица, изучая их, подмигивая.

«Фуф. И все-таки она вертится. Когда тебе кажется, что ты сделал все возможное, пойди, сделай еще столько же, — закончив речь, ПИФ глянул через плечо на неподвижных Вильгельма и Луиджи. — Опять в землю засасывать будут?»

Община не отреагировала. Привыкшие остерегаться любого движения, даже движения души, боялись говорить, елозить по скамейкам, проявлять интерес, хлопать в ладоши, думать. Неумеренность могла стать преступлением перед человечеством.