Песок и золото

Миша шатался по коридору, в его движениях была и нетерпеливая решительность — казалось, он едва сдерживался, чтобы буквально затолкать Женю в спальню, к аквариуму, и в то же время растерялся. Возможно, он уже давно не оказывался наедине с женщиной, и пытался вспомнить, как вести себя в такой ситуации. А может, и вовсе не оказывался никогда — в жизни и не такое бывает.

Наконец, он взял себя в руки и сказал, что поставит чай.

— Чай. Я поставлю чай, — сказал он с нажимом, как будто убеждая себя в правильности этого намерения. Женя услышала, как он уронил что-то тяжелое по пути в кухню.

Было не похоже, чтобы в аквариуме имелась какая-то жизнь, хотя аквариум, по виду, был самой ухоженной частью квартиры. В нем виднелись декоративные кораллы, камни и водоросли. Они были подсвечены лампочками. На поверхности плавал корм, и рыбка плавала на боку среди него. Женя щелкнула по стеклу.

— Он мертв, — сказала она.

— Что? — крикнул Миша из кухни. Чайник шумел, и из-за этого он не слышал.

— Сережа мертв! — крикнула Женя, еще раз побарабанив пальцами по стеклу, сильнее.

Чайник щелкнул, и наступила тишина. Непонятно, что Миша делал с собой эти тянувшиеся беззвучные секунды, но потом он вбежал — открытый беспомощный рот, глаза, обезумевшие, как шарики скачут туда-сюда. Он упал на колени перед аквариумом и стал бормотать. Женя не могла разобрать ни слова. Она сначала хотела подойти к нему, положить на плечо руку, но в его реакции было что-то слишком вызывающее, неадекватное. Ведь это рыбка в конце концов, поэтому Женя остановилась и решила, что все-таки лучше вернуться в магазин.

Но Миша, как будто почувствовав, схватил ее за ногу и весь затрясся. Рыбка все так же лежала в воде. Смотреть на нее было трудно, на другие детали комнаты — еще трудней, а на Мишу — так вовсе невыносимо. Женя послушно стояла, вздохнув и закрыв глаза.

Ей всякий раз не везло с парнями, вот и теперь она не была удивлена. Один из первых был тоже помешан на живности — сжигал мух и жуков в домашних условиях и называл это «аутодафе». Женя встречалась с ним почти два года. Другой иногда ходил голым по улицам. Последний был относительно ничего — вроде простой русский парень, но ей с ним было невыносимо. Хотя и с ним бы она послушно жила хоть всю жизнь, если он не изменял бы ей так открыто. Женя никогда не уходила первой, даже если отношения превращались в сплошную пытку. Что-то мешало ей всякий раз оборвать самой эту последнюю ниточку. Она не знала точно, страх или доброта.

Женя подумала, что, если бы Миша повел себя вдруг нормально, ее это скорее бы испугало, чем обрадовало. Так что все было на своих местах. Женя чуть наклонилась и, вздохнув, погладила по голове Мишу. Ей показалось, как будто она делает это уже в сотый раз, совсем никакой новизны в ощущениях.

Женя только сейчас заметила, что Миша снял рубашку и остался в одной телесного цвета майке. Он был очень худой, нездорово худой — руки его были совсем как тростиночки, а кадык выпирал из тонкой и серой шеи болезненно странно, напоминая большой фурункул. Миша вспотел. Жене на мгновение захотелось, чтоб он стал очень маленьким, чтобы она могла покачать его на руках.

— Опять, опять... — шептал он, обхватив Женю и прижавшись влажным лицом к ее боку. — Почему они умирают?

— Не знаю, — сказала Женя. — Все умирают... Всегда.

— У вас такое бывало? — он снизу вверх глядел ей в глаза, все время моргая.

— Такое — нет. В смысле, чтобы в таких масштабах... А так умирали и собаки, и кошки, и морская свинка, и даже черепаха. И попугай. А вот рыбок у меня никогда не было.

— А сейчас есть какое-нибудь домашнее животное?

— Кошка. Еще был пес, но умер совсем недавно. Ему было двадцать лет.

— Жалко.

— Да.

Женя взяла со стола газету, показавшуюся относительно чистой, и, подложив под себя, уселась в кресле. Миша продолжал сидеть на коленях и расчесывал голову. Было видно, что он в самом деле сильно огорчен, на нем лица не было — хотя получается, что это была его уже десятая рыбка за год. Эти смерти уже должны становиться рутинными.

Было слышно, как на кухне льется вода. Миша явно не собирался ничего предпринимать, кроме как продолжать чесаться. Женя пошла на кухню, выключила воду, сделала зеленый чай, мимоходом протерев хлебные крошки с разделочной доски, и вернулась в комнату.

— Меня жена бросила, — сказал Миша. Он по-прежнему сидел на коленях и тер ладонью лицо. Миша произнес эту фразу с обиженно-растерянной интонацией, как будто кто-то сломал его игрушку.

— Такое бывает, — сказала Женя.

Она протянула ему чашку с чаем. Он беззвучно хлебнул горячий чай. Женя взяла газету, на которой сидела, и, оторвав кусок, завернула в него мертвую рыбку.

— Ничего, если я его... — Женя сунула Мише под нос рыбку, а потом жестом показала на туалет. Миша кивнул, обиженно шмыгнув носом. Но стоило ей отойти, как он закричал: «Стой, нет! Надо в мусорный бак! В бак! А иначе он не утонет».

Сережа был успешно утилизирован. Женя и Миша вернулись в комнату.

— Как звали... то есть я хочу сказать, как зовут твою бывшую жену?